Никон Воробьев — мирское имя: Воробьев Николай Николаевич — родился в семье крестьянских тружеников, в Тверской губернии, в селе Микшино, в 1894-м году.

В детстве Николай во многом походил на своих братьев (всего в семье Воробьевых насчитывалось семеро сыновей), хотя и выделялся сред них определенной серьезностью, добротой нрава. Между тем, ещё в его детстве Бог указал на него как на Своего будущего служителя.

Их село посещал известный в округе юродивый, Ванька. Иногда он останавливался там, играл с детворой. Однажды Ванька подошёл к Николаю и обратился к нему как к монаху. В тот момент мало кто обратил внимание на слова деревенского простачка, однако со временем им суждено было сбыться.

Когда Николай достиг надлежащего возраста, отец своими стараниями устроил его в реальное училище, располагавшееся в Вышнем Волочке.

Здесь Николай проявил себя как ответственный ученик. Благодаря дарованиям и усидчивости ему давались даже самые трудные дисциплины. Он хорошо разбирался в математике, чертил, рисовал, пел, танцевал, играл на альте. И это не проходило мимо внимания руководства: за время обучения Николай удостоился нескольких грамот, похвальных листов.

Первоначально родители, по мере сил, оказывали ему материальную поддержку. Но впоследствии, в связи с необходимостью оплачивать обучение братьев, помощь была ограничена. Между тем Николай не отчаивался. Обучение он не забросил. Напротив, после уроков стал примерять на себя роль молодого учителя: добывая средства на обеспечивание проживания, питания, обучения, помогал отстающим богатым товарищам.

Когда в то же училище поступил его брат, Михаил, Николай взял на себя и его содержание. Было трудно: приходилось голодать, а зимой — мёрзнуть, но Николай и не думал отступать от поставленной цели: закончить образование и помочь брату.

Несмотря на то, что семья Николая была православной, его вера не имела достаточно твёрдой опоры. Окунувшись в науки, он посчитал, что именно там находится главная истина. Повзрослев, он, как и многие его сверстники, озадачился смыслом жизни, и хотел обнаружить его в философии. Случалось, что он покупал интересную книгу на последние деньги, предпочитая её куску хлеба. Со временем Николай достиг в этой области завидных успехов. Иногда с ним советовались даже преподаватели.

В конце концов, взрослея, он всё больше и больше убеждал себя в мысли, что философия не даёт точных ответов на самые важные жизненные вопросы: в чём состоит призвание человека, для чего он живёт, что его ожидает за смертной чертой?

Молодость

Время окончания реального училища пало на 1914 год. Разочаровавшись в философии, Николай решил не идти дорогой философа и поступил в Петроградский Психо-Неврологический институт.

Проучившись там всего один год, он пришёл к ещё большему разочарованию и оставил учёбу. В этот период Николай испытал тяжелейшее психологическое потрясение. Напряженность его душевного кризиса достигала такой глубины, что он даже подумывал о суициде.

И вот, вспомнив о Боге, Николай прибегнул к единственно верному решению: взмолился Богу, прося Его открыться. И Бог ответил на эту молитву.

После Откровения в его душе произошёл настоящий нравственный перелом. Его больше не интересовали мирские увлечения. В этот период он предался молитвенному деланию, внимательному, вдумчивому чтению Евангелия и произведений святых отцов.

В 1917 году Николай поступил в Московскую духовную академию. Но в связи с революционными событиями и последующими политическими изменениями в стране обучение в академии продлилось недолго.

Какое-то время он проживал в уединении в Сосновицах, преподавал математику в школе. Затем Промыслом Божьим он оказался в Москве, трудился псаломщиком в Борисоглебской церкви.

Монашеский подвиг

В 1931 году, в городе Минске, Николай принял монашеский постриг и новое имя — Никон. Вскоре он был хиротонисан во иеродиакона, а на следующий год рукоположен в иеромонаха.

Ревностное отношение к Богу и непримиримое отношение к антицерковной политике государственной власти привлекли внимание со стороны карательных органов. В 1933 отец Никон был арестован, осужден и отправлен на перевоспитание в Сибирь. На свободу он вышел только в 1937 году.

Возвратившись из лагеря, поселился в Вышнем Волочке и устроился работать, в качестве прислуги, в доме врача. Здесь ему пришлось пройти ещё одну ступень кротости. Дело в том, что супруга врача, и её сестра, Елена Евфимовна, были твердыми атеистками; иногда они позволяли себе грубые высказывания в адрес верующих и их религиозных чувств; отцу Никону приходилось с этим мириться. Однако со временем, сам образ его праведной жизни убедил сестёр оставить веру в безбожие и принять веру во Христа.

Елена Евфимовна, врач по профессии, постриглась во ангельский образ с именем Серафима. Когда она умерла, коллеги по больнице провожали её торжественно, с музыкой. Но мало кто знал, что в её гробу, под подушечкой, лежала монашеская мантия и четки.

После начала Великой Отечественной войны, с открытием храмов, отец Никон приступил к священнослужению. В 1944 году Калужский епископ Василий посвятил его в настоятеля Благовещенского храма, в городе Козельске. Здесь отец Никон прослужил вплоть до 1948 года. В этот период он квартировался у местных монахинь, предавался суровым аскетическим подвигам, много проповедовал.

Вторым иереем, служившим в этом храме, был отец Рафаил Шейченко. Также, как и отец Никон, он обладал твердостью религиозных убеждений, за что немало страдал в лагерях. Несмотря на то, что между пастырями было много общего, диаволу удалось их рассорить, да так, что отец Никон был запрещен, епископом Калужским, в священнослужении. Впоследствии мир между священниками был восстановлен, а запрещение снято.

В 1948 году отец Никон был определен в город Белев, потом — в Ефремов, затем — в Смоленск. Оттуда его направили в Гжатск, вверив под руководство достаточно бедный, слабо организованный, захудалый приход. Сам он рассматривал это назначение как ссылку.

Первое время он испытывал трудности, связанные как с содержанием прихода, так и себя. Все его личное имущество состояло из простенькой одежды и нескольких алюминиевых приборов. Сам он относился к этому ровно, спокойно, полагая, что излишнее «богатство» препятствует монаху воспарять духом горе.

Надлежащую строгость проявлял отец Никон и в отношении богослужений. Служил он просто, без вычурности, этого же требовал и от других. Рассказывают, что однажды он прервал чтение Шестопсалмия, когда чтец, увлекшись театральностью, стал выказывать слушателям артистический нрав. В результате Шестопсалмие дочитывал другой чтец.

Вместе с тем он боролся с практикой чрезмерно спешного чтения, за что на него обижались псаломщицы.

Особо внимание батюшки было направлено на то, как и в чём каются прихожане. Он решительно выступал против формального отношения к Таинству Исповеди. В этом отношении он не раз порицал даже (некоторых) священнослужителей, утверждая, что Таинство Покаяния подменяется ими обрядом «разрешения от грехов».

Проявляя уместную, справедливую требовательность в отношении подчиненных, он был строг и в отношении себя самого. Ложился поздно, вставал рано. В свободное время молился, занимался физическим трудом (в частности — ухаживанием за садом), много читал. Несмотря на болезненное состояние, связанное с лагерным прошлым, он не позволял оказывать ему личные услуги по дому или хозяйству, старался всё делать сам.

В 1956 году отец Никон был удостоен звания игумена.

В конце 1962 года его здоровье серьёзно ухудшилось. В последующее время он всё больше и больше слабел, стал быстро утомляться. В этот период жизни его пищу составляло молоко и ягоды, иногда — белый хлеб.

На свою болезнь отец Никон не жаловался и до конца своих дней сохранял спокойствие духа.

За несколько дней до кончины силы оставили его, и он слёг в постель. Под Праздник Успения он исповедовал своих ближних, преподал им душеспасительное увещевание. Сам уже не мог ходить в храм и последние дни причащался Святых Таинств дома.

Перед кончиной отец Никон попросил своих духовных чад найти выдержку из жизнеописания подвижника , то место, где сообщалось о запахе тления, исшедшем от его тела по смерти. В тот момент эта просьба многим показалась непонятной. Однако, накануне его преставления, ночью, читавшие Евангелие вдруг ощутили исхождение запаха тления от его гроба (между тем, во время отпевания этого запаха не было).

Широкое, в настоящее время, обращение к вере отцов – Православию – не всегда, к сожалению, увенчивается правильным его пониманием. Очень часто под Православием подразумевают его внешнюю сторону, его «одежду»: богослужения, таинства, обряды, церковную дисциплину, правила и прочее, которые являются лишь его «иконой», необходимыми вспомогательными средствами к усвоению Православия, но не им самим. Ибо исполнение всех этих церковных установлений без понимания сути Православия легко может привести верующего к приобретению не богоподобных свойств смирения и любви, а прямо богопротивных: самомнения, гордыни, фарисейства.

Именно это привело иудеев, видящих сущность своей веры в скрупулезном исполнении внешних предписаний ветхозаветной религии, к отвержению пришедшего Мессии-Христа, сделав их богоборцами. Не случайно Господь множество чудес сотворил в субботу, когда по иудейскому закону ничего нельзя было делать, обличая тем самым этих ревнителей «буквы» и отеческих преданий. Всё это Он делал, чтобы показать, что спасение достигается не обрядоверием, а чистотою сердца, ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления – это оскверняет человека; а есть неумытыми руками – не оскверняет человека (Мф. 15, 19–20). Это научение Спасителя в высшей степени насущно сегодня для православного верующего. Ибо одним из самых больших для него искушений является усмотреть сущность христианства не в исполнении заповедей Христовых, а в приверженности к внешне-обрядовой жизни.

Что же такое Православие?

Ответу на данный вопрос и посвящена эта книга писем одного из замечательных подвижников 20-го века нашей Церкви игумена Никона (Воробьева). Если попытаться кратко выразить основную ее мысль, то можно сказать следующее.

Православие – это правильная духовная жизнь (в отличие от множества ее искажений), основанная на вере в Господа Иисуса Христа и Его Евангелие. Такая жизнь скрыта от посторонних взоров, ибо она представляет собой борьбу в сердце человека, из которого исходят как добрые, так и злые намерения, мысли, желания. Эта жизнь, прежде всего, приводит верующего к познанию глубокой поврежденности человеческой природы, своей личной греховности и, отсюда, необходимости Спасителя. И по вере этого познания она открывает искренно трудящемуся христианину и всю красоту Царства Божия, скрытого внутри каждого человеческого сердца (Лк. 17, 21).

Но как достичь спасительной пристани и войти в Царство Божие – это, по выражению отцов, наука из наук и художество из художеств. Потому так важна та особенность Православия, что оно, в отличие от всех других направлений современного христианства (католицизма, протестантизма, псевдохристианских сект), которые исследуют эту науку по своему разумению, полностью основывается на святоотеческом учении и опыте. Сам личный опыт отдельного верующего и учение любой христианской общины (как православной, так и неправославной) оценивается исключительно через призму соборного опыта отцов – только он для Православия является единственно достоверным критерием истинности в оценке всех истин веры и явлений духовной жизни. Причина такого подхода понятна. Когда святые отцы согласно учат по каким-либо вопросам, то это их согласие свидетельствует, что они высказывают не свое личное мнение, а передают голос того же Духа Божия, которым написано само Священное Писание. Потому их согласное учение по любому вопросу веры и духовной жизни является в Православии гарантом истины, и знание основ этого учения необходимо для каждого христианина.

Хочется надеяться, что предлагаемый очерк о жизни игумена Никона и его письма дадут возможность лучше понять путь духовной жизни и тех опасностей, которые стоят на нем, – понять, что есть Православие.

«Я искренне всегда стремился к Богу»

Игумен Никон (в миру Николай Николаевич Воробьев) родился в 1894 году в крестьянской семье села Микшино, Бежецкого уезда, Тверской губернии. Он был вторым ребенком. Всего в семье было шестеро детей, все – мальчики . В детстве Коля, кажется, ничем не отличался от своих братьев, разве только особой честностью, послушанием старшим и удивительной сердечностью, жалостью ко всем. Эти черты он сохранил на всю жизнь.

В связи с этим интересно отметить один эпизод из его детской жизни. В их селе часто появлялся и подолгу жил юродивый по прозвищу Ванька-малый, которого охотно привечали родители Коли. И вот однажды, когда дети играли, этот юродивый вдруг подошел к Коле и, указывая на него, несколько раз повторил:

«Это – монах, монах». Эти слова ничего, кроме смеха, ни у кого не вызвали. Но через 30 лет это удивительное предсказание исполнилось – именно Коля стал монахом.

Ванька-малый был действительно прозорливым. Он также за несколько десятков лет предсказал смерть матери Коли в Таганроге.

Как-то, подойдя к ней и сложив руки трубочкой, стал наигрывать: «Дуру-дара, дуру-дара, в Таганроге жизнь скончала». В семье тогда никто даже не слышал о существовании такого города. В 30-х годах она действительно переехала в Таганрог к сыну Василию и там скончалась. После начальной школы, которую Коля окончил блестяще, отец сумел устроить его в реальное училище в Вышнем Волочке. И здесь он сразу же обратил на себя внимание своими исключительными и разносторонними способностями. Он обнаружил прекрасные математические дарования, был великолепным стилистом. Он не раз говорил, что ему всегда легко было писать сочинения. Это видно и по его письмам, которые он писал, как правило, сразу, без черновиков. Пел (тенором) в хоре, играл на альте, выступал в разных программах на школьных мероприятиях, прекрасно чертил и рисовал. Младшие братья рассказывали, что его рисунки еще при них висели в классах в качестве образцовых. При переходе из класса в класс он неизменно получал награду первой степени (похвальный лист и книгу).

Но в каких условиях жил и занимался Коля в реальном училище?

Из дома помогали лишь в начальных классах. Когда же он решил учиться дальше, помощи ему ждать было неоткуда: родители жили совсем небогато, да кроме него было еще четыре сына, также нуждавшихся в образовании. Поэтому Коле продолжать учиться пришлось в условиях, которые для современного человека покажутся невероятными. Сразу же после обязательных уроков он, еще мальчуган, вынужден был, чтобы заработать на хлеб, идти и помогать отстающим обеспеченным товарищам. За это ему немного платили. Проведя там несколько часов, он прибегал на квартиру (за которую нужно было платить) и брался за подготовку своих уроков. Трудности увеличились, когда в то же реальное училище поступил его брат Миша, помочь которому мог только он один.

Нужда, голод и холод были постоянными его спутниками во всё время обучения. Зимой он ходил в легком бессменном пальто и в «штиблетах» даже без стелек.

Семья, из которой вышел батюшка, была православной. Но вера эта, как и у большинства простых людей, носила обрядовый характер, была внешней, традиционной, не имела под собой ни знания христианской веры, ни твердой духовной основы. Подобная вера в лучшем случае воспитывала честных людей, но полученная на бытовом уровне, по традиции, была не прочной и легко утрачивалась.

Отец Никон говорил, что народ в своей основной массе потому легко оставил веру после революции, что многие пастыри более пасли самих себя, чем паству, вместо назидания ее истинам веры и жизни часто были просто механическими требоисправителями. Всё их научение состояло в призыве к исполнению того, что «положено»: крестить, венчать, отпевать, ходить по праздникам в храм, соблюдать посты, причащаться раз в год. Народ почти ничего не знал о духовной жизни, о борьбе со страстями, его редко кто учил этому. Поэтому, как только ему сказали, что церковь – это обман попов, очень многие перестали верить и в Бога. Ибо если церковь – обман, то и Сам Бог – выдумка. Это и случилось с Николаем. В реальном училище он потерял веру. Это был человек глубокой натуры. В отличие от многих, его не увлекала обыденщина этой жизни. Он искал смысла жизни. И это искание носило не отвлеченный философский характер, но исходило из самого сердца, захватывало всю его душу. В этом отношении он был очень похож на Ф.М. Достоевского, который говорил, что его осанна Христу через большое горнило сомнений прошла .

1894 г. – 07.09.1963 г.

«Не ищите высоких состояний»

О чем же пишет о. Никон? О «первом камне» в основании спасения – о . «Мне все больше и больше открывается глубокое падение человечества, а отсюда – значение Спасителя Господа Иисуса Христа. От дел не спасется никакая душа, только одно спасение – Христос, спасающий тех, кто верует в Него и сознает нужду в Спасителе, т.е. считает себя грешником, недостойным царствия Божия. Таких грешников и пришел Иисус Христос призвать к покаянию да спасению ».(1)

Напоминает он и о том, что человеку, видящему свои грехи и надеющемуся получить прощение от Бога, не свойственно осуждать: «…чем грешнее человек, тем он меньше видит в себе грехов и тем больше и злостнее осуждает других. Истинным, неложным признаком правильности духовного устроения является глубокое сознание своей порчи и греховности, сознание своего недостоинства милостей Божиих и неосуждение других ».(2)

Часто пишет и о непременном прощении других, без которого надежда на спасение была бы тщетна: «Только тогда Господь не прощает нам, когда мы сами не прощаем другим. Поэтому помиримся со всеми, чтобы Господь помирился с нами. Простим всем, чтобы и Господь нас простил» (3).

Унывающих под тяжестью скорбей о. Никон ободряет напоминанием о том, что и эта жертва не бесцельна, и если сами мы взываем ко Господу, прося очистить нас от «ветоши» прежних привычек, то не должны и пренебрегать посылаемым нам лекарством, не всегда приятным на вкус.

Все это узнаваемо, известно из наставлений старцев , святителя Игнатия (Брянчанинова), но в те годы, когда не было духовной литературы, важно было «из уст в уста» передать людям основные принципы духовной работы.

Хотя есть в письмах игумена Никона (Воробьева) и вещи, предназначенные словно специально нам, сегодняшним.

Мощная «прививка» от самомнения – его предостережение о том, что следует избегать ложного чувства «правоты и правомочности»: «Не возвышай голоса ни на кого. Помни непреложное слово Господа: Бог гордым противится. Это значит, что ты ни в чем не будешь иметь успеха, ни во внутренней жизни, ни во внешней. Во внутренней жизни уже видишь холод, леность, бесплодие. То же будет и во внешней. Будешь терпеть позор, поношение, нищету, болезни. Не исполнится ни одно твое желание и ожидание, будешь растоптана в грязь, пока не смиришься»(4); «Не командуй никем никогда. Не учи других, коль сама себя не научила ничему… »(5)

Но, возможно, наиболее ценны сегодня, в условиях, когда мы сталкиваемся с попытками обоснования некоего «секулярного» понимания духовности, простые и ясные напоминания о. Никона о том, что отличает духовность от культуры в широком понимании. Духовность, – напоминает он, – это обожение, т.е. стяжание Святого Духа, обновление природы человека: ума, души и даже тела; это состояние высшей радости богообщения(6).

Сноски

1. Цит. По: Игумен Никон (Воробьев). Нам оставлено покаяние. Письма игумена Никона (Воробьева) к духовным чадам. Интернет-версия: Православие и современность. Информационно-аналитический портал Саратовской епархии Русской Православной Церкви (http://lib.eparhia-saratov.ru/books/13n/nikon_v/repentance1/contents.html). Письмо 21.

2 Цит. По: Игумен Никон (Воробьев). Нам оставлено покаяние. Письмо 23.

3 Цит. По: Игумен Никон (Воробьев). Нам оставлено покаяние. Письмо 29.

4 Цит. По: Игумен Никон (Воробьев). Нам оставлено покаяние. Письмо 107.

5 Цит. По: Игумен Никон (Воробьев). Нам оставлено покаяние. Письмо 120.

6 Цит. По: Игумен Никон (Воробьев). Нам оставлено покаяние. Письмо 260.

• Игумен Никон (Воробьев). Нам оставлено покаяние. Письма о духовной жизни. М.: Издательство Сретенского монастыря, 2007
• Письма игумена Никона (Воробьева) к духовным чадам. Сестричество во имя свт. Игнатия Ставропольского, 2008
• Интернет-версия: Православие и современность. Информационно-аналитический портал Саратовской епархии Русской Православной Церкви

Никон (Воробьёв) ( -), игумен .

В миру Николай Николаевич Воробьёв, родился в году в селе Микшино , Бежецкого уезда, Тверской губернии в крестьянской семье. Он был вторым ребёнком. Всего в семье было семь человек детей, все - мальчики. В детстве Коля, кажется, ничем не отличался от своих братьев, только, разве, особой честностью, послушанием старшим и удивительной сердечностью, жалостью ко всем. Эти черты он сохранил на всю жизнь.

В их селе часто появлялся и подолгу жил юродивый по имени Ванька-малый, которого охотно привечали родители Коли. И вот однажды, когда братья играли дома, юродивый вдруг подошёл к Коле и, указывая на него, несколько раз повторил: "Это - монах, монах". Ни на самого мальчика, ни на окружающих его слова в тот момент никакого впечатления не произвели, но впоследствии, когда именно Коля, и только он один из всех братьев, стал монахом, вспомнили это предсказание.

Отец сумел устроить Колю в реальное училище в Вышнем Волочке . И учился он блестяще. Обнаружил с первых же лет замечательные и разносторонние способности. Имел прекрасные математические дарования, был великолепным стилистом. Он сам не раз говорил, что ему всегда было легко писать. При переходе из класса в класс он неизменно получал награду 1-й степени (похвальный лист и книгу). Пел, играл на альте, выступал в ансамбле, прекрасно рисовал и чертил.

Из дома ему помогали лишь в начальных классах. Когда же он решил учиться дальше, помощи ему ждать было неоткуда: родители жили совсем небогато, да и кроме него было ещё четыре сына, также нуждавшихся в образовании. Коля учение не бросил, но продолжать его пришлось в условиях, которые для современного человека покажутся невероятными. Сразу же после обязательных уроков он, ещё мальчуган, вынужден был идти сам давать уроки или помогать отстающим, но обеспеченным товарищам. За это ему несколько платили. Проведя несколько часов там, он прибегал на квартиру (за которую нужно было платить) и брался за подготовку своих уроков. Трудности увеличились, когда в это же реальное училище поступил и его брат Миша, помочь которому мог только один он. Нужда, голод и холод были постоянным его спутниками во время обучения в школе. Зимой он ходил в лёгком бессменном пальто и в "штиблетах" даже без стелек.

Семья, из которой вышел батюшка, была православной. В вере воспитывались и дети. Но вера эта, как и у большинства простых людей, была внешней, традиционной, не имела под собой твёрдой духовной основы и ясного понимания существа христианства. Подобная вера, в лучшем случае, воспитывала честных людей, но, как полученная по традиции, без труда и искания, не имевшая личного опытного подтверждения, легко могла быть потеряна.

Это и случилось с Николаем. Поступив в реальное училище, он с жаждой ринулся в изучение наук, наивно веря, что там скрывается истина. И слепая вера в науку легко вытеснила столь же слепую у него в то время веру в Бога. Однако скоро Коля увидел, что эмпирические науки вообще проблемами познания истины, вечности, бытия Бога не занимаются; вопрос о смысле жизни человека в них не только не ставится, но он и не вытекает из природы самих этих наук. Увидев это, уже в старших классах он со всем пылом своей натуры занялся изучением истории философии, в которой достиг столь больших познаний, что к нему приходили его же преподаватели для обсуждения различных философских вопросов.

Жажда знания была столь велика, что он часто, оставаясь в прямом смысле слова без куска хлеба, покупал на последние деньги книгу. Читать её он мог только ночью. Он сидел ночи, изучая историю философии, знакомясь с классической литературой - и всё с одной целью, с одной мыслью: найти истину, найти смысл жизни.

Чем взрослее он становился, тем обострённее чувствовал бессмысленность этой жизни. Смерть - удел всех, как бы кто ни жил. Для себя жить нет смысла, ибо я всё равно умру. Жить для других? Но другие - это такие же смертные "Я", смысла жизни которых, следовательно, нет также. Зачем же живёт человек, если ничто не спасает ни его, ни кого-либо в мире от смерти?

Юность

Разуверившись и в науке, и в философии, он поступает в Психо-Неврологический институт в Петрограде , надеясь там найти ответ на вопрос о сущности человека. Но здесь его постигло разочарование ещё большее, нежели в реальном училище: "Я увидел: психология изучает вовсе не человека, а "кожу", - скорость процессов, апперцепции, память... Такая чепуха, что это тоже оттолкнуло меня".

Окончив первый курс, он вышел из института. Наступил окончательный духовный кризис. Борьба была столь тяжелой, что стала приходить мысль о самоубийстве.

Обращение

За десять дней до своей смерти - 28 августа года - из последних сил батюшка кое-что рассказал собравшимся у его постели близким об этом отрезке своего пути в качестве "психологической иллюстрации духовной жизни из уст уже умирающего человека - может быть, послужит для пользы" :

"И там, (в Сосновицах) жил по-подвижнически: ел кусок хлеба, тарелку пустых щей. Картошки тогда не было почти. И при этой, так сказать, настоящей подвижнической жизни (теперь можно всё сказать) я весь день находился в молитве - в молитве находился, и в посте. И вот тут-то я понял духовную жизнь, внутреннее состояние: Господь открыл действие в сердце молитвы. Я думал, что Господь и далее устроит меня куда-нибудь в деревню, в какой-нибудь домишко-развалюшку, где я мог бы продолжать такую же жизнь. Хлеба мне было вот, с пол-ладони, достаточно, пять картофелин (я уже привык) - и всё.

Господь не устроил этого. Кажется, почему бы? А для меня понятно. Потому что в самой глубине души вырастало мнение о себе: вот как я подвижнически живу, я уже понимаю сердечную молитву. А какое это понятие? Это одна миллиардная доля того, что переживали Св. Отцы. Я говорю вам, чтобы вы немножко поняли. И вместо такого уединения Господь устроил так, что я в самую гущу ввалился, в суету самую, чтобы я вывалялся в ней, понял, что я сам ничто, и припал бы к Господу и сказал: "Господи, Господи, что я? Только Ты наш Спаситель".

Я познал, что Господь так устраивает потому, что нужно человеку смириться. Кажется, ясно? Но вот совсем-то для человека и не ясно это оказывается. После этого принял монашество, был в лагере, вернулся и всё равно привез высокое мнение".

Священнослужение

Постриг с именем Никона он принял 23 марта (старого ст.) г. от еп. Минского (б. настоятеля Борисоглебского храма) Феофана (Семеняко) в Минске, куда они приехали вместе из Москвы. 25 марта, в день Благовещения Пресвятой Богородицы, того же года о. Никон был рукоположен во иеродиаконы, а 26 декабря г. (на второй день Рождества Христова) - во иеромонаха тем же епископом, как он пишет в автобиографии. В г. 23 марта (в день пострига) о. Никон был арестован и сослан в сибирские лагеря на пять лет. Вследствие зачёта рабочих дней был освобождён в году. Сохранился следующий документ:

19/I-1937 г., г. Комсомольск-на-Амуре

УДОСТОВЕРЕНИЕ

Предъявитель сего иеромонах Никон, в мире Николай Николаевич Воробьев, ... в вере верности заветам Св. Православной Церкви тверд, в слове Божием и святоотеческой литературе весьма начитан, жизни и образа мыслей строго православно-христианского. Крест уз лагерных нес терпеливо, без уныния и скорби, подавая своею жизнию добрый пример всем его окружающим. С пользою для Православной Церкви может быть использован как приходский пастырь и даже как ближайший верный сотрудник епархиального святителя, что удостоверяю.

Батюшка, возвратившись чудом из лагеря, устроился в Вышнем Волочке у врача в качестве универсальной прислуги, где ему пришлось пройти ещё один курс науки подвига и терпения. Жена врача Александра Ефимовна и её сестра Елена Ефимовна были убежденными атеистками. Ни словом, ни поведением отец Никон не выражал ни тени неприязни или осуждения, о чём свидетельствовали впоследствии сами сёстры, которые под его влиянием оставили свою веру в атеизм и стали христианками. И главную роль в этом обращении сыграли не слова батюшки: их поразила его жизнь, его мужество, глубочайшее смирение и высокое благородство души.

Елена Ефимовна, врач, приняла даже монашеский постриг с именем Серафимы. Она умерла неожиданно в году. Её хоронили от больницы торжественно, с музыкой. И никто не знал, что под подушкой в гробу лежали мантия, параман, чётки. О ней батюшка говорил, что она, обратившись к Богу, так каялась, как ещё никто в его священнической практике. Это было стенание из глубины души. В письмах духовным чадам он очень просит поминать её, так как она сделала много добра ему и другим. История обращения второй сестры довольно интересна, поэтому мы приведём здесь запись об этом, которую сделала Елена Ефимовна в своём дневнике.

"30 мая 1940 года. Ещё после смерти сестры, Александры Ефимовны, явилось у меня желание описать её болезнь и смерть, и то, что она частично открывала нам о себе. Пусть то, что я расскажу, послужит во славу Божию.

Сестра моя была неверующая всю свою жизнь. Идеи сестры насчет веры, Бога и религии были типичны для интеллигента её времени. Она относилась нетерпимо ко всему, что касалось религии, и возражения её часто носили циничный характер. В эти годы в нашем доме жил Николай Николаевич (о. Никон). Я всегда страдала от её тона и не любила, когда Николай Николаевич затрагивал эти вопросы. Любимым возражением сестры на все доводы Николая Николаевича были слова: "Написать-то всё можно, все книги о духовном содержат одно враньё, которое только бумага терпит".

Она безнадёжно заболела (рак желудка) и не переставала глумиться над верой, стала очень раздражительной, потеряла сон, аппетит и слегла в постель. Сперва за больной ухаживал её муж, но от бессонных ночей он стал валиться с ног. Днём у него было много работы в больнице. Тогда мы ввели ночные дежурства с Николаем Николаевичем. У неё был период сильной раздражительности, требовательности, она каждую минуту требовала что-нибудь. Когда ей стало трудно напрягать голос, Николай Николаевич провёл электрозвонок к её изголовью. Он сидел по ночам в комнате больной.

Приехала из Ленинграда жена старшего сына больной - Е.В., но она недолго погостила. Е.В-е больная рассказывала о своём видении. Видела она, как в комнату вошли семь старцев, одетые в схиму. Они окружили её с любовью и доброжелательством и сказали: "Пусть она его молитвами увидит свет!" Николай Николаевич запретил говорить "его молитвами", а Е.В. утверждала, что больная говорила именно так. Это явление повторилось несколько раз.

Тогда больная сестра обратилась к Н.Н. с просьбой об исповеди и Причастии.

Она не говела сорок лет. Просьбу больной Н.Н. выполнил сам и видения прекратились. В душе больной совершился перелом: она стала добра и кротка со всеми. Стала ласкова. (Эта перемена чрезвычайно поразила домашних и всех знавших её.) Н.Н. рассказывал, что после Причастия она рассуждала с ним о том, что если бы это галлюцинации были, то почему же они сразу прекратились после Причастия Св. Таин и повторялись несколько раз до него? Ум её работал до последнего вздоха. Она сказала, что если бы она выздоровела, то первая её дорога была бы в церковь, в которой она не была сорок лет. Сознание у неё было ясное, и она много думала и говорила: "Каждый человек должен умереть в вере отцов!"

Эту историю рассказывал и сам батюшка, но передавал только следующие слова старцев: "У вас в доме есть священник, обратись к нему". Вероятно были сказаны и те, и другие слова, но батюшка умолчал об одних, а Е.В. забыла или ей не были переданы другие.

С открытием церквей батюшка приступил к священнослужению. В г. епископом Калужским Василием он был назначен настоятелем Благовещенской церкви г. Козельска , где и служил до года.

Здесь он жил на квартире у одних монахинь и вёл чрезвычайно аскетичный образ жизни. По воспоминаниям многих, общавшихся с ним в этот период, он был невероятно истощённым. Батюшка всё свое свободное время проводил в чтении слова Божия, молитве и изучении Святых Отцов. Проповеди батюшки были всегда глубоко духовными и отличались особой силой и убедительностью. Это привлекало к нему верующих.

Вторым священником храма был о.Рафаил (Шейченко) , бывший насельник Оптиной Пустыни , 21 год отбывший в лагерях. Он также, несомненно, был человеком духовным, добрым, мягким, молитвенником, имел дар слёз. О нём в Козельске до сих пор вспоминают с любовью и, порой, со слезами. Но диаволу удалось поссорить двух достойных пастырей, в результате чего отец Никон был временно запрещён в служении еп. Калужским Онисифором , затем восстановлен. Впоследствии о.Никон и о.Рафаил вполне примирились, обменявшись письмами. В своём письме о.Никон кается и обвиняет себя. Вот что вспоминал он сам о периоде служения в Благовещенском храме:

"Стал служить священником. И чем, мне казалось, лучше я служил, тем больше где-то в глубине росло мнение о себе. Дело духовное совсем не так просто. Чтобы знать, что в глубине делается, нужно быть очень внимательным и много молиться своей личной молитвой. Так вот, одно время мне пришла мысль, может быть, от врага. Я стал вечером сто земных поклонов делать с молитвой Иисусовой, уже после вечерней молитвы, - часов до двух, может быть, делал. Теперь уже я всё говорю, не для хвастовства, а чтобы вы немножко поняли. А утром снова нужно было до службы ещё сто земных поклонов сделать, вставать часа в четыре и делать.

Ну и что же? Полезно мне это было? С внешней стороны это видели матушки, - они народ любопытный. А Господь видел, что я дьявольское дело делаю, а не Божье. И вот получился у меня конфликт с о.Рафаилом. И меня не то что как-нибудь наградили, а из священства выгнали, запретили в священнослужении. Вот - суд Божий и суд человеческий. Конечно, это сила Божия меня выгнала, она же опять восстановила. Но можно было думать, что я пострадал за какое-нибудь доброделание, за подвиг свой. А Господь дал понять, что тут было бесовское делание, что было тщеславие, мнение о себе: вот, я священник, служу все время, домой приду - молитвы, чтение Слова Божия, да ещё, хоть не молодой уже, скоро 55 лет, делаю сто поклонов вечером, сто поклонов утром - со вниманием! Вот какое сложное духовное дело".

Отец Никон имел духовное общение с жившим в Козельске старцем-иеросхимонахом Мелетием (Барминым) (+12 ноября г.).

Батюшка никак не позволял сделать для себя какую-либо услугу, принести что-либо, убрать и т. д. С трудом, кряхтя, но делал сам, несмотря на то, что был очень больным. Четыре года, проведённые в лагере, чрезвычайно подорвали его здоровье. Более всего он страдал от болезни сердца и ревматизма суставов рук и ног. Тем не менее, он считал, что без крайней нужды пользоваться услугами другого человека нехорошо, грешно. Он вменил себе в обязанность некоторые домашние и хозяйственные дела: топил и вычищал печь (печь топилась углём и была очень неудобной), обрабатывал плодовые деревья и кустарники, пилил и колол дрова, копал землю.

Пока у батюшки были силы, он много трудился физически. Трудился до пота, до полного изнеможения. Он насадил огромный сад в Вышнем Волочке , два сада в Козельске . В Гжатске не только насадил большой сад, но и снабдил из своего питомника всех желающих в городе яблонями, вишнями, грушами и т.п. А желающих было много, тем более, что батюшка всё давал даром. Очень много он проводил строительных и ремонтных работ по храмам.

С горечью говорил батюшка и о тех епископах, которые, не считаясь ни с нуждами приходов, ни с желаниями и мнением священников, переводят их часто по своему произволу с места на место, разрушая таким образом приходы, умножая скорби духовенства и причиняя вред Церкви.

По отношению к людям батюшка был различен. С некоторыми разговаривал спокойно, других утешал, а иных прямо обличал. Вообще он был человеком, который не знал, что такое человекоугодие и очень не любил людей льстивых и лукавых. Последним более всего от него обычно и доставалось. Он говорил, что льстит тот, кто сам жаждет получить похвалу, и самый отвратительный человек - лукавый. Бесноватых батюшка никогда не отчитывал, опасаясь дешёвой народной молвы, которая всегда ищет чудотворцев, прозорливцев и т.д. Он говорил, что ничего не стоит стать "святым": достаточно проползти на четвереньках вокруг храма, или со значительным видом говорить непонятные благочестивые речи, а особенно, если начать давать просфоры, антидор, артос, святую воду с "рецептом" их применения при различных житейских скорбях.

"Народ в своём подавляющем большинстве, - скорбел батюшка, - совершенно не знает христианства и ищет не пути спасения, не вечной жизни, а тех, кто бы помог ему что-то "сделать", чтобы сразу избавиться от той или иной скорби". Приходящим к нему с подобным настроением людям он говорил: "Не хочешь скорбей - не греши, раскайся искренне в своих грехах и неправдах, не делай зла ближним ни делом, ни словом, ни даже мыслью, почаще храм посещай, молись, относись с милосердием к своим близким, соседям, тогда Господь и тебя помилует, и, если полезно, то и от скорби освободит". Некоторые, естественнно, уходили от батюшки недовольными, т.к. он не говорил, что нужно "сделать", чтобы коровка молочко давала, или чтобы муж пить перестал, и не давал им ни просфоры, ни святой воды для этого.

Батюшка вёл себя чрезвычайно просто. Часто, когда его младшие братья, племянники и другие играли в городки, батюшка подходил к ним и помогал отстающей команде. Никто даже из молодежи не мог с ним состязаться в меткости бросания палок. В несколько ударов он выручал отстающих. Все просто удивлялись, как сохранилась в его старческих и больных руках такая точность. Он хорошо мог играть в шахматы, но почти никогда в них не играл, называя это бесовской игрой, отнимающей у человека драгоценное время.

Кончина

Батюшка начал чувствовать особое недомогание зимой - гг. Постепенно он стал всё больше слабеть, скорее уставать, меньше есть. Более двух месяцев перед кончиной он не принимал никакой пищи, и до этого около месяца ел только раз в день молоко и ягоды, иногда с белым хлебом. Но ни разу за всё время болезни никому он не жаловался. Никто не видел в нём уныния или скорби. Он был спокоен, сосредоточен и большей частью даже с лёгкой улыбкой на лице. Почти до самой кончины был на ногах. Окончательно слёг лишь за десять дней до смерти.

Под Успение Божией Матери последний раз исповедовал своих близких. Сам, когда уже не мог дойти до храма, несколько раз причащался дома. До дня смерти был в полном и ясном сознании и из последних сил наставлял окружающих. Завещал хранить веру всемерным исполнением заповедей и покаянием, всячески держаться еп. Игнатия Брянчанинова , избегать особенно суеты, совершенно опустошающей душу и уводящей её от Бога.

Незадолго до смерти в разговоре он попросил найти в жизнеописании старца Амвросия Оптинского то место, где говорится о запахе тления, появившемся по смерти от тела старца. Его духовно близкие сначала не обратили внимания на этот эпизод, но вспомнили позже.

Скорбящим у его постели он говорил:

"Меня нечего жалеть. Надо благодарить Бога, что я уже окончил земной путь. Никогда мне не хотелось жить, не видел я ничего интересного в этой жизни и всегда удивлялся, как это другие находят что-то в ней и цепляются за неё из последних сил. Хотя я ничего не сделал за свою жизнь доброго, но искренне всегда стремился к Богу. Поэтому надеюсь всей душой на милость Божию. Не может Господь отринуть человека, который всегда всеми силами стремился к Нему. Мне вас жалко. Что-то вас ещё ожидает? Живые будут завидовать мёртвым".

Никаких жалоб от него не слышали. - "Батюшка, больно?" - "Нет. Так просто, ощущения неприятные кое-когда". Купили на смерть тапочки. С весёлой улыбкой примерил: "Вот хороши". Сделали покрывало на гроб. Он посмотрел и нашел ошибку в надписании. Увидел, как понесли гроб для него, и был доволен, что всё готово.

Когда спросили батюшку, как и где хоронить, он ответил: "Бесполезно говорить, потому что никогда этого не исполняют". Но когда однажды домашние, уже определив (тайно от него) место для погребения, пришли к его постели, он их сразу же спросил: "Ну как, нашли мне место?". Вообще, в период последней болезни батюшка неоднократно поражал окружающих своей прозорливостью.

Отпевание было 9 сентября. Похоронен о. Никон в Гжатске (ныне Гагарин).

В сознании искренне ищущих своего спасения современных православных христиан Игумен Никон по достоинству стал одним из великих учителей покаяния последних времен.

"Вот мой завет умирающего: кайтесь, считайте себя, как мытарь, грешниками, умоляйте о милости Божией и жалейте друг друга"

Видео

Родная душа. Памяти игумена Никона (Воробьева). Фильм информационного агентства Белорусской Православной Церкви, 2007 год. В фильме принимает участие проф. А. И. Осипов.

Труды

• "Нам оставлено покаяние", письма духовным детям
• Проповеди

Использованные материалы

• Жизнеописание игум. Никона (Воробьева)

Калужская епархия в то время вдовствовала. Вероятно вл. Василий - архиерей другой епархии, временно управлявший и Калужской епархией.

«Чем грешнее человек, тем он меньше видит в себе грехов и тем больше и злостнее осуждает других. Истинным, неложным признаком правильности духовного устроения является глубокое сознание своей порчи и греховности, сознание своего недостоинства милостей Божиих и неосуждение других».

Игумен Никон (Воробьев)

…Я слишком хорошо знаю слабость людскую и хитрость бесовскую. Люди воображают, что они очень хороши , и какое-либо отрицательное качество или поступок сделанный стараются скрыть от глаз людей, которых они ценят. Но я считаю, что мы все дурны. Одни несколько получше, другие похуже, но эти различия слишком ничтожны перед тем, чем мы должны быть. Аще сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко раби неключимы есмы. Каковы же мы, не сделавшие ничего? И как нам осуждать друг друга?.. По-моему, к людям надо относиться так, как врач к больным. Мы все больны всеми болезнями, только у одних выпирает одна, у других другая болезнь . …Когда придет чувство неприязни и осуждения, надо говорить себе: а я-то с этим чувством какова буду пред Богом? Да и кроме этого разве я совершенство? И молитвой чистой гнать, бороться с неприязнью. Ведь ясно, что это дело злых «микробов». Все, что от Бога – дает мир, любовь, долготерпение и проч. А от противной стороны лишь вражда, неприязнь и прочее, и подобное.

«Письма духовным детям»

Нам оставлено покаяние

«Все мы испорчены: делаем, думаем, говорим не то, что надо. Но есть и лекарство от этого – покаяние…

Все грешны, и чем святее человек, тем больше он видит в себе грехов. Господь и пришел призвать к покаянию и через покаяние спасти грешников, то есть тех, кто сознает свои грехи, кается пред Господом, просит прощения».

Игумен Никон (Воробьев)

Игумен Никон (Воробьев) (1894-1963): Ни при каких обстоятельствах не приходите в отчаяние и безнадежие, это страшнее всякого греха. Они приводят к духовной смерти, а иногда к самоубийству. «Нет греха непростительного, кроме греха нераскаянного ». Поэтому надо просить прощения у Господа, не желающего гибели грешника, пришедшего спасать погибающих…

«Пал – вставай, опять пал – опять вставай, и так до смерти» человека. Это слова преп. Сисоя Великого. Падения смиряют человека, а без смирения нельзя получить здесь никакого дара. «Смиренному дает благодать Господь». Яко призре на смирение рабы Своея. А гордости у нас у всех хоть отбавляй. Словами нас не смирить. Вот Господь и попускает впадать во всякий срам,

«Народ в своем подавляющем большинстве, совершенно не знает христианства и ищет не пути спасения, не вечной жизни, а тех, кто бы помог ему что-то «сделать», чтобы сразу избавиться от той или иной скорби.

Не хочешь скорбей – не греши, раскайся искренне в своих грехах и неправдах, не делай зла ближним ни делом, ни словом, ни даже мыслью, почаще храм посещай, молись, относись с милосердием к своим близким, соседям, тогда Господь и тебя помилует, и, если полезно, то и от скорби освободит».

Игумен Никон (Воробьев)

Из писем духовным детям

Игумен Никон (Воробьев) (1894-1963): …Наш путь к спасению – терпение с благодарностью (во всяком случае без ропота) всего случающегося.

Мы потому остро воспринимаем скорби, что почти не верим словам Евангелия. Готовы поверить всякому человеку , более или менее порядочному, а вот Господу не верим и не доверяем. Это непонятно, пожалуй, рассудку, а внимание к себе показывает, что это именно так. Нужно немало внутренне потрудиться, чтобы получить живую веру в Господа и слова Его. Только при этой вере становится легко жить и переносить все тяготы жизни. Тем более, что она – коротенькая подготовка к вечности…

Бог есть любовь

Бог есть Любовь, а не только имеет любовь, хотя и безконечно великую. Любовь же все покрывает… Покрывает она и наши грехи, недостатки, немощи, нетерпение, ропотливость и прочее…

Игумен Никон (Воробьев)

«Письма духовным детям»

Игумен Никон (Воробьев) (1894-1963):

…Необъятная вселенная создана Богом – каково же могущество Божие?! Все во вселенной в целом и в ее частях (например, в человеческом организме) находится в дивной гармонии – какова должна быть премудрость Божия?! Если все гармонично в мире, созданном Богом, то должна быть гармония (т. е. соответствие) и в свойствах Божиих. И каково могущество Божие и премудрость Божия, таково и «сердце Божие», то есть любовь Божия.

«Письма духовным детям»

«Неверие Святые Отцы причисляют к страстям, возникающим от внушений бесов на основе падшей природы человеческой …

Если человек не принимает мер против неверия, не борется, как должно, то уже тем делается виновным в этих помыслах и наказывается этим самым неверием, как и всеми страстями наказывается, если не борется с ними»

Игумен Никон (Воробьев)

Игумен Никон (Воробьев) (1894-1963):

…Помню также просьбу об N. Мне его очень жаль. Иногда я его с любовью вспоминаю и желаю ему освободиться от лап дьявола. Надо ему не в философии и науке искать то, что потерял, а волевым усилием, «не видевши, уверовать» и строить свою жизнь по вере. Тогда придет помощь свыше, изгонит вражий мрак и удостоверит в истинности христианства с такой всемогущей силой и убедительностью, что он от всего сердца воскликнет: «Господи, готов идти на любые мучения, только не отрини меня от Себя!» Это испытали все искавшие Бога.