Вера засулич совершила покушение на. Вера Засулич: «кровавая Мэри» или справедливый палач? Жизнь Засулич после ссылки

засулич вера ивановна крыжановская, засулич вера ивановна
деятель российского социалистического движения, народница, террористка, писательница Запрос «Засулич» перенаправляется сюда; об однофамильцах см. Засулич (фамилия).

Ве́ра Ива́новна Засу́лич (партийные и литературные псевдонимы - Велика, Велика Дмитриевна, Вера Ивановна, Иванов В., Карелин Н., Старшая сестра, Тётка, В. И. и др.; 27 июля (8 августа) 1849, деревня Михайловка Гжатского уезда Смоленской губернии - 8 мая 1919, Петроград) - деятель российского и международного социалистического движения, народница, террористка, писательница.

  • 1 Биография
  • 2 Покушение на Трепова
  • 3 Первая эмиграция
  • 4 Вторая эмиграция
  • 5 Возвращение в Россию
  • 6 Литературная деятельность
  • 7 Отзывы современников
  • 8 Память
  • 9 Сочинения
  • 10 Примечания
  • 11 Ссылки
  • 12 Литература

Биография

Вера Засулич родилась в деревне Михайловка Гжатского уезда Смоленской губернии в обедневшей польской дворянской семье. Три года (1852) спустя умер её отец, отставной офицер; мать была вынуждена отправить Веру, как одну из трёх сестёр, к материально более обеспеченным родственникам (Макулич) в деревню Бяколово близ Гжатска. 1864 году была отдана в московский частный пансион. По окончании пансиона получила диплом домашней учительницы (1867). Около года служила письмоводительницей у мирового судьи в Серпухове (1867-1868). С начала 1868 года в Санкт-Петербурге устроилась переплётчицей и занималась самообразованием.

Приняла участие в революционных кружках. мае 1869 года была арестована и в 1869-1871 годах находилась в заключении в связи с «нечаевским делом», затем - в ссылке в Новгородской губернии, затем в Твери. Вновь была арестована за распространение запрещённой литературы и выслана в Солигалич Костромской губернии.

С конца 1873 года в Харькове училась на акушерских курсах. С 1875 жила под надзором полиции, увлекшись учением М. А. Бакунина, вошла в кружок «Южные бунтари» (создан в Киеве, но имел филиалы по всей Украине, объединяя около 25 бывших участников «хождения в народ»; в эту группу входил и Л. Г. Дейч). Вместе с другими «бунтарями»-бакунистами пыталась с помощью фальшивых царских манифестов поднять крестьянское восстание под лозунгом уравнительного передела земли. Жила в дер. Цебулёвке вместе с М. Ф. Фроленко. Когда замысел «бунтарей» осуществить не удалось, Засулич выехала, спасаясь от преследований полиции, в столицу, где было легче затеряться.

Покушение на Трепова

В июле 1877 года петербургский градоначальник Ф. Ф. Трепов отдал приказ о порке политического заключенного народника А. С. Боголюбова за то, что тот не снял перед ним шапку. Приказ Ф. Ф. Трепова о сечении розгами был нарушением закона о запрете телесных наказаний от 17 апреля 1863 года и вызвал широкое возмущение в российском обществе.

Карманный револьвер Webley Mark I калибр.455 дюйма., известный в России, как «Бульдог». Револьвером такого типа была вооружена Засулич.

5 февраля 1878 года Засулич пришла на приём к Трепову и выстрелила в него из револьвера (на илл.), тяжело ранив. Была немедленно арестована, но на суде снискала симпатии присяжных заседателей, хотя по закону за подобные преступления полагалось от 15 до 20 лет тюремного заключения. Суд присяжных 12 апреля 1878 года полностью оправдал Засулич. Обвинение поддерживал прокурор К. И. Кессель, который ранее проводил расследование по делу о Тилигульской катастрофе. На оправдательный вердикт присяжных повлияла и позиция председателя суда А. Ф. Кони и защитника П. А. Александрова. Оправдательный приговор был восторженно встречен в обществе и сопровождался манифестацией со стороны собравшейся у здания суда большой массы публики. Весть об оправдании В. Засулич с большим интересом была встречена и за рубежом. Газеты Франции, Германии, Англии, США, Италии и других стран дали подробную информацию о процессе. Во всех этих сообщениях наряду с Верой Засулич неизменно упоминались имена адвоката П. А. Александрова и председательствовавшего в процессе 34-летнего А. Ф. Кони. За ним по заслугам закрепилась слава судьи, не идущего ни на какие компромиссы с совестью, а в либеральных слоях русского общества о нём открыто заговорили как о человеке, стоящем в оппозиции к самодержавию. Отозвалось на оправдательный приговор Засулич и правительство. Министр К. И. Пален обвинял А. Ф. Кони в нарушениях закона и убеждал его уйти в отставку. Кони остался твёрд в своём решении. Тогда начался долгий период его опалы: он был переведён в гражданский департамент судебной палаты, а в 1900 году оставил судебную деятельность. Гнев императора был настолько велик, что он не пощадил и министра юстиции. Граф Пален вскоре был уволен со своего поста «за небрежное ведение дела В. Засулич».

На следующий день после освобождения приговор был опротестован, и полиция издала приказ о поимке Засулич, но она успела скрыться на конспиративной квартире и вскоре, чтобы избежать повторного ареста, была переправлена к своим друзьям в Швейцарию.

Уже на второй день после оправдания в кабинете министра возникла служебная записка о необходимости упорядочения уголовных положений. Именным указом дела о вооружённом сопротивлении властям, нападении на чинов войска и полиции и вообще должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей, если эти преступления сопровождались убийством или покушением на убийство, нанесением ран, увечий и пр., были переданы военному суду, и виновные лица подлежали наказанию по статье 279 Воинского устава о наказаниях, то есть лишению всех прав состояния и смертной казни. Эта мера была признана своевременной, когда через четыре месяца С. М. Кравчинский убил шефа жандармов Н.В.Мезенцева.

Первая эмиграция

По настоянию друзей и не желая подвергнуться новому аресту, приказ о котором был отдан после оправдательного приговора, Засулич эмигрировала в Швейцарию, где Г. В. Плеханов, П. Б. Аксельрод, В. Н. Игнатов и Л. Г. Дейч создали первую марксистскую социал-демократическую группу «Освобождение труда».

В 1879 году тайно возвратилась в Россию, вместе с Дейчем и Плехановым примкнула к «Чёрному переделу». Первой из женщин-революционерок испробовала метод индивидуального террора, но и первой же разочаровалась в его результативности. Участвовала в создании группы «Чёрный передел», члены которой (особенно поначалу) отрицали необходимость политической борьбы, не принимали террористической и заговорщической тактики «Народной воли», были сторонниками широкой агитации и пропаганды в массах.

Вторая эмиграция

В 1880 году вновь эмигрировала, была заграничным представителем «Красного креста» «Народной воли». 1883 году, перейдя на позиции марксизма, вошла в состав группы «Освобождение труда», переводила произведения К. Маркса и Ф. Энгельса, вела с ними переписку. Она принимала активное участие в деятельности Международного Товарищества рабочих (II Интернационала) - была представительницей российской социал-демократии на трёх его конгрессах в 1896, 1900 и 1904. Решительно отказавшись от прежних своих взглядов, вела пропаганду идей марксизма, отрицала террор - «следствие чувств и понятий, унаследованных от самодержавия».

С 1894 жила в Лондоне, занималась литературным и научным трудом. Её статьи тех лет касались широкого круга исторических, философских, социально-психологических проблем. Монографии Засулич о Руссо и Вольтере были несколько лет спустя, хотя и с большими цензурными купюрами, изданы в России на русском языке, став первой попыткой марксистского толкования значения обоих мыслителей. качестве литературного критика Засулич отрецензировала романы С. М. Кравчинского (Степняка), повести В. А. Слепцова «Трудное время». Резко раскритиковала роман П. Д. Боборыкина «По-другому», полагая, что в своих размышлениях об истории русского революционного движения он исказил суть спора между марксистами и народническими публицистами, Д. И. Писаревым и Н. А. Добролюбовым. Засулич утверждала, что «безнадёжная русская идейность» либералов нуждается «в обновлении, которое несёт марксизм», защищала «первородство подлинных русских революционеров», спасая, как она считала, их образы от «вульгаризации и фальсификации».

Эдуард Эвелинг, упоминая о её визитах к Энгельсу, писал, что «Вера Засулич с момента её приезда в Англию была одним из тех постоянных посетителей дома на Риджентс-парк-род (где жил Фридрих Энгельс), которые не нуждались в специальных приглашениях».

В 1897-1898 годах жила в Швейцарии.

Возвращение в Россию

Могила Засулич на Литераторских мостках в Санкт-Петербурге. Вера Засулич.

В 1899 году нелегально приехала в Россию по болгарскому паспорту на имя Велики Дмитриевой. Использовала это имя для публикации своих статей, установила связь с местными социал-демократическими группами России. Петербурге познакомилась с В. И. Лениным.

В 1900 году вошла в состав редакций «Искры» и «Зари». Участвовала в конгрессах Второго Интернационала.

На Втором съезде РСДРП (1903) примыкала к искровцам меньшинства; после съезда стала одним из лидеров меньшевизма. 1905 году вернулась в Россию. После революции 1905 года в 1907-1910 годах была одним из «ликвидаторов», то есть сторонников ликвидации подпольных нелегальных партийных структур и создания легальной политической организации.

По поводу позиции социал-демократов в Февральской революции писала:

Социал-демократия не желает допустить к власти либералов, полагая, что единственный революционный хороший класс - это пролетариат, а остальные - предатели.

В марте 1917 вошла в группу правых меньшевиков-оборонцев «Единство», выступала вместе с ними за продолжение войны до победного конца (эти взгляды изложила в брошюре «Верность союзникам». Пг., 1917). апреле подписала воззвание к гражданам России, призывая поддерживать Временное правительство, ставшее коалиционным.

В июле 1917, по мере усиления противостояния большевиков и иных политических сил, заняла твёрдую позицию поддержки действующей власти, была избрана в гласные Петроградской Временной городской думы, от имени «старых революционеров» призывала к объединению для защиты от «объединённых армий врага». Перед самой Октябрьской революцией была выдвинута кандидатом в члены Учредительного собрания.

Октябрьскую революцию 1917 Засулич считала контрреволюционным переворотом, прервавшим нормальное политическое развитие буржуазно-демократической революции, и расценивала созданную большевиками систему советской власти зеркальным отражением царского режима. Она утверждала, что новое властвующее меньшинство просто «подмяло вымирающее от голода и вырождающееся с заткнутым ртом большинство». Утверждая, что большевики «истребляют капиталы, уничтожают крупную промышленность», решалась иногда на публичные выступления (в клубе «Рабочее знамя» 1 апреля 1918). Ленин, критикуя её выступления, тем не менее, признавал, что Засулич является «виднейшим революционером».

«Тяжело жить, не стоит жить», - жаловалась она соратнику по народническому кружку Л. Г. Дейчу, чувствуя неудовлетворённость прожитой жизнью, казнясь совершенными ею ошибками. Тяжело заболев, до последнего часа писала воспоминания, опубликованные посмертно.

Зимой 1919 в её комнате случился пожар. Её приютили жившие в том же дворе две сестры, но у неё началось воспаление лёгких, и она скончалась.

Похоронена на Литераторских мостках Волкова кладбища.

Литературная деятельность

Первое публицистическое произведение - речь к 50-летию польского восстания 1831 года, опубликованное в переводе на польский язык в сборнике Biblioteka «Równosci» (Женева, 1881). Засулич принадлежат очерк истории Международного товарищества рабочих, книги о Ж.-Ж. Руссо (1899, второе издание 1923) и Вольтере (первая русская биография Вольтера «Вольтер. Его жизнь и литературная деятельность», 1893, второе издание 1909), а также литературно-критические статьи о Д. И. Писареве (1900), Н. Г. Чернышевском, С. М. Кравчинском (Степняке), о повести В. А. Слепцова «Трудное время» (1897), романе П. Д. Боборыкина «По-другому», и других литераторах и произведениях. Войдя в редакцию газеты «Искра», опубликовала в ней статью о Н. А. Добролюбове, некрологи о Глебе Успенском и Михайловском.

После революции 1905 года в поисках заработка бралась за переводы прозы Г. Уэллса («Бог динамо», «В дни кометы», «Человек-невидимка»), романа Вольтера «Белый бык». Состояла в Всероссийском обществе писателей и в Всероссийском литературном обществе. литературно-критических работах Засулич продолжала традиции революционно-демократической литературной критики и публицистики. последние годы писала мемуары, опубликованные посмертно.

Участница революционного движения в России В.И. Засулич родилась 27 сентября (8 октября) 1849 года (данные Википедии) в деревне Михайловка Гжатского уезда Смоленской губернии в обедневшей дворянской семье. Отец Веры, офицер, умер, когда девочке было три года. Мать, оставшись одна с тремя дочерьми, вынуждена была отправить Веру к более обеспеченным родственникам - теткам в деревню Бяколово под Гжатском. Там и прошло детство Веры. В 1864 году она была отдана в московский частный пансион, где учили иностранным языкам и готовили гувернанток. После окончания пансиона, в 1867 году, Вера Засулич сдала экзамен на звание домашней учительницы и переехала в Петербург. Но не найдя работу по специальности и нуждаясь в заработке, Засулич в 1867-1868 годах работала письмоводителем у мирового судьи в Серпухове, а оттуда вернулась в столицу, где, устроившись переплетчицей, занималась самообразованием и мечтала о революционной деятельности.

Начав посещать революционные кружки, Засулич в конце 1868 года познакомилась с С.Г. Нечаевым, который безуспешно пытался вовлечь её в создаваемую им революционную организацию "Народная расправа". Засулич отказалась, считая его планы фантастическими, но, тем не менее, предоставила свой адрес для получения и передачи писем нелегалов. За письмо, полученное из-за границы для передачи другому лицу, Вера Засулич была арестована 30 апреля 1869 года. Около года в связи с нечаевским делом провела она в "Литовском замке" и Петропавловской крепости, в марте 1871 года была освобождена, но сослана в Крестцы Новгородской губернии, а затем в Тверь. В Твери Засулич вновь арестовали за распространение нелегальной литературы и выслали в Солигалич Костромской губернии, а оттуда - в декабре 1873 года - в Харьков, где она поступила на акушерские курсы.

В 1875 году, после окончания ссылки, Вере Засулич позволили жить под надзором полиции в Харькове. Она не собиралась прекращать революционную деятельность. Увлекшись учением М.А. Бакунина, Засулич перешла на нелегальную работу; летом 1875 года она вошла в народническую группу "Южные бунтари". Этот народнический кружок был создан в Киеве, но имел филиалы по всей Украине, объединяя около 25 бывших участников "хождения в народ". Вместе с другими "бунтарями"-бакунистами Вера Засулич пыталась с помощью фальшивых царских манифестов поднять крестьянское восстание в Чигиринском уезде Киевской губернии под лозунгом уравнительного передела земли. С целью пропаганды восстания она жила в деревне Цебулёвке Киевской губернии. Замысел "бунтарей" по подготовке восстания осуществить не удалось, в 1877 году организация была разгромлена, а Засулич, спасаясь от преследований полиции, выехала в столицу, где было легче затеряться.

Переехав в Петербург, Засулич работала в подпольной "Вольной русской типографии", тогда же вошла в общество "Земля и воля", которому эта типография принадлежала. Там же, в Петербурге, 24 января 1878 года, Вера Засулич совершила самое громкое дело своей жизни - покушение на жизнь генерал-адъютанта, обер-полицмейстера, петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова (1803-1889). Причиной этого стал приказ высечь в доме предварительного заключения студента-революционера Боголюбова (Емельянов А.С.), арестованного 6 декабря 1876 года за участие в демонстрации молодежи на площади у Казанского собора в Петербурге, а затем приговоренного к каторжным работам. Телесные наказания (запрещенные законом) к политическому заключенному Боголюбову были применены за то, что тот не снял перед Треповым шапку. Этот инцидент 13 июля 1877 года вызвал бунт в тюрьме, получил широкую огласку, о нем писали газеты. Трепов, несомненно, представлял себе, что инцидент с Боголюбовым может иметь серьезные последствия, и в тот же день дважды письменно обратился к известному юристу А.Ф. Кони с просьбой о встрече. Понимая, что градоначальник поступил незаконно, приказав высечь Боголюбова, А.Ф. Кони откровенно высказал ему свое возмущение его действиями в отношении не только Боголюбова, но и всех других содержавшихся там заключенных.

Трепов уверял, что сомневался в законности своих действий. Поэтому не сразу велел высечь Боголюбова, который ему будто бы нагрубил, а сначала зашел к Кони, чтобы посоветоваться с ним, как со старым прокурором, но, не дождавшись его, пошел к министру юстиции графу Палену, который и дал разрешение высечь Боголюбова. Далее в свое оправдание Трепов сказал: "Боголюбов здоров и спокоен. Я ему послал чаю и сахару". Комментируя это заявление, А.Ф. Кони писал: "Я не знаю, пил ли Боголюбов треповский чай и действительно ли он - студент университета - чувствовал себя хорошо после треповских розог, но достоверно то, что через два года он умер в госпитале центральной тюрьмы в Ново-Белгороде в состоянии мрачного помешательства".

В разных местах революционеры стали готовить покушения на Ф.Ф. Трепова, чтобы отомстить за своего товарища. Утром 24 января 1878 года Засулич пришла на прием к Трепову в здание Управления петербургского градоначальства (Гороховая ул., 2/6) и выстрелила ему из пистолета в грудь, тяжело ранив. Террористка была немедленно арестована. Имя стрелявшей быстро стало известно. По картотеке описаний в департаменте полиции проходила некая В.Засулич, дочь дворянина Ивана Петровича Засулича, ранее привлекавшаяся по делу Нечаева. Разыскали мать подозреваемой, на свидании она опознала в преступнице свою дочь Веру Ивановну Засулич.

В последнюю неделю января 1878 года весь Петербург обсуждал покушение на Ф.Ф. Трепова. Губернатор был плох, но вне опасности. Рассказывали, что на утешительные слова государя, навестившего Трепова в день покушения, старик ответил: "Эта пуля, быть может, предназначалась вам, ваше величество, и я счастлив, что принял ее за вас". Такое заверение очень не понравилось Александру II, государь больше у Трепова не был и вообще стал к нему заметно холодеть. Последнему обстоятельству, возможно, способствовали слухи об огромном богатстве, которое якобы имел градоначальник. Рассказывали, что, когда император поручил одному из своих министров успокоить пострадавшего обещанием обеспечить его семью, министр, в свою очередь, успокоил государя заверением, что градоначальник давно сам себя обеспечил и имеет весьма крупное состояние. Государь нахмурился и больше ничего не сказал.

В высших слоях общества распространялись слухи, будто Засулич - любовница Боголюбова, хоть она это отрицает, и ее покушение на Трепова - личная месть. На балу у графа Палена публику развлекали, предлагая посмотреть фотокарточки романтической преступницы, из-за любовника чуть не застрелившей бедного Трепова. Барышни-курсистки в темных платьях и старых шляпках бредили Верой Засулич, мечтали повторить ее подвиг - кого-нибудь "укокошить". По рукам ходило, старательно переписывалось, заучивалось и хранилось под девичьими подушками стихотворение:

Грянул выстрел - отомститель, опустился божий бич,
И упал градоправитель, как подстреленная дичь!

На самом деле Боголюбов даже не был знаком с Верой Засулич. Событие 24 января произвело большое впечатление на всю Россию. Большинство не любивших Трепова и обвинявших его в продажности, в подавлении городского самоуправления, радовались покушению: "Поделом досталось!" А другие еще прибавляли: "Старому вору". Даже многие чины полиции затаенно злорадствовали против "Федьки", как они называли Трепова между собой. Сочувствия к Трепову было мало, а злорадства и насмешек - сколько угодно.

Сложилось так, что А.Ф. Кони (1844-1927), назначенный в конце 1877 года председателем Петербургского окружного суда, вступил в должность 24 января 1878 года, в самый день покушения на Трепова. Граф Пален, как и Лопухин, который стоял во главе петербургской прокуратуры, решили вести дело Засулич судом присяжных, причем, по словам А.Ф. Кони, "всякий намек на политический характер из дела устранялся с настойчивостью, просто странною со стороны министерства, которое еще недавно раздувало политические дела по ничтожнейшим поводам". Из следствия было тщательно вытравлено все имевшее какой-либо политический оттенок. Лопухин кричал всюду, что министр юстиции уверен в суде присяжных и смело передает ему дело, хотя мог бы изъять его путем особого высочайшего повеления. "Мнения, - писал А.Ф. Кони, - горячо дебатируемые, разделялись: одни рукоплескали, другие сочувствовали, но никто не видел в Засулич "мерзавку", и, рассуждая разно о ее преступлении, никто не швырял грязью в преступницу и не обдавал ее злобной пеной всевозможных измышлений об ее отношениях к Боголюбову. Сечение его, принятое в свое время довольно индифферентно, было вновь вызвано к жизни пред равнодушным вообще, но впечатлительным в частностях обществом. Оно - это сечение - оживало со всеми подробностями, комментировалось как грубейшее проявление произвола, стояло перед глазами общества, как вчера совершенное, и горело на многих сердцах, как свеженанесенная рана".

Следствие по делу Засулич велось в быстром темпе и к концу февраля было окончено. Вскоре А.Ф. Кони через Лопухина получил распоряжение министра юстиции Палена назначить дело к рассмотрению на 31 марта. Круги, близкие к самодержавию, высказывали опасение, что присяжные очень чувствительны к отголоскам общественного мнения и что поспешное проведение процесса отразится на присяжных. Верный столп самодержавия К.П. Победоносцев писал: "Идти на суд присяжных с таким делом, в такую минуту, посреди такого общества, как петербургское, - это не шуточное дело". К началу процесса Ф.Ф. Трепов поправился и приступил к исполнению своих обязанностей. Правда, несмотря на две операции, пулю из его груди так и не удалось извлечь, что давало Салтыкову-Щедрину, жившему с ним на одной лестнице, повод ругаться, говоря, что при встречах с Треповым он боится, что тот в него "выстрелит". Больше того, градоначальник ездил в коляске по городу и всюду рассказывал, что высек Боголюбова по поручению министра юстиции Палена, и лицемерно заявлял, что не только не желает зла Засулич, но даже будет рад, если её оправдают.

В середине марта 1878 года в связи с вступлением А.Ф. Кони в должность председателя Петербургского суда не без специальных намерений было организовано представление его императору, хотя до этого данная должность не входила в номенклатуру тех, при назначении на которые следовало представление царю. Кони хотел высказать Александру II свои сомнения по поводу возможного исхода дела Засулич, но аудиенция была настолько короткой, что он успел ответить лишь на один вопрос: "Где работал до этого?" Министр юстиции Пален рассчитывал, что рукопожатие императора усмирит либерального судью и что дело он "проведет успешно", т.е. Засулич будет осуждена.

В этих условиях шла подготовка к судебному процессу В.Засулич. Уголовное дело поступило в суд. Был определен состав суда, началась подготовка к слушанию дела. Сложнее было с назначением обвинителя. Его подбором занимался прокурор палаты Лопухин. Он сразу же остановил свой выбор на В.И. Жуковском, товарище прокурора окружного суда, в прошлом костромском губернском прокуроре, которого А.Ф. Кони характеризовал как умного, образованного и талантливого работника, очень сильного обвинителя. Но В.И. Жуковский, ссылаясь на то, что преступление Засулич имеет политический характер и что, обвиняя ее, он поставит в неприятное положение своего брата - эмигранта, живущего в Женеве, отказался от этой роли. Другой кандидатурой оказался авторитетный и талантливый юрист и поэт С.А. Андреевский. На предложение выступить обвинителем по делу Засулич он ответил вопросом о том, может ли он в своей речи признать действия Трепова неправильными? Ему ответили, что этого делать нельзя. В таком случае, заявил С.А. Андреевский, "я вынужден отказаться от обвинения Засулич, так как не могу громить ее и умалчивать о действиях Трепова..." Никакие уговоры не могли склонить С.А. Андреевского к принятию им на себя миссии обвинителя по делу Засулич. Наконец, для этой роли нашелся исполнитель: им был товарищ прокурора Петербургского окружного суда К.И. Кессель, который быстро включился в дело. Правда, Кессель очень переживал, как отнесутся в обществе и в кругу его товарищей к тому, что после отказа двух из них от обвинения он все-таки принял его на себя, и искал различные оправдания. Тем не менее, Кессель приступил к составлению своей обвинительной речи.

Пока Министерство юстиции решало вопрос о назначении обвинителя, в кругах адвокатов в отличие от прокуроров не было человека, который не мечтал бы взять на себя защиту Засулич. Вначале В.Засулич не хотела приглашать защитника и собиралась защищать себя сама. Но при получении 23 марта обвинительного акта она сделала официальное заявление, что избирает своим защитником присяжного поверенного и бывшего прокурора судебной палаты Петра Акимовича Александрова (1836-1893). Сын священника Орловской губернии, ставший крупным адвокатом, Александров говорил своим коллегам: "Передайте мне защиту Веры Засулич, я сделаю все возможное и невозможное для ее оправдания, я почти уверен в успехе".

Сразу же после открытия судебного заседания, когда началось формирование присутствия присяжных заседателей, Александров приступил к реализации своих намерений. Из явившихся 29 присяжных защитник имел право отвести шестерых. Такое же число мог отвести и обвинитель, но он отказался от этого своего права и тем самым облегчил положение защитника: закон предоставлял и обвинителю, и защитнику, если одна сторона не реализовывала свое право на отвод присяжных целиком или частично, право отвести не только "своих" шестерых, но и остальных шестерых присяжных. Александров, в процессе подготовки к процессу изучивший множество присяжных обвинителей, отвел 11 человек, причем по закону отвод производился без объяснения причин. Таким образом, осталось 18 присяжных заседателей. После процесса верхи возмущались тем, что прокурор Кессель не воспользовался своим правом отвода и что в результате состав присяжных заседателей получился явно благоприятным для подсудимой. К.П. Победоносцев так оценил "поступок" Кесселя: "Прокурор мог бы отвести всех тех чиновников, которых оставил защитник, и мог бы оставить всех тех купцов, которых защитник отвел". Либеральная же часть общества действия Александрова оценила как умелый и хорошо продуманный шаг.

При подготовке процесса возник вопрос о допуске публики в зал судебного заседания. Стала поступать масса просьб о предоставлении возможности присутствовать на процессе. 26 марта в газете "Русский мир" появилось следующее сообщение: "Число публики, желающей присутствовать на предстоящем процессе о покушении на жизнь градоначальника, уже в настоящее время настолько значительно, что оказывается возможным удовлетворить не более одной четверти обращающихся с просьбами о допущении в заседание суда по этому делу".

Перед слушанием дела министр юстиции граф Пален еще раз побеседовал с А.Ф. Кони. Пален, который начал понимать, что поступил легкомысленно, передав дело Засулич на рассмотрение суда присяжных, ощущал эту свою оплошность все отчетливее. Временами его охватывал страх за свой опрометчивый шаг. Пытаясь убедить А.Ф. Кони, что преступление - дело личной мести и присяжные обвинят Засулич, он говорил Анатолию Федоровичу: "Теперь все зависит от вас, от вашего умения и красноречия". "Граф, - отвечал Кони, - умение председателя состоит в беспристрастном соблюдении закона, а красноречивым он быть не должен, ибо существенные признаки резюме - беспристрастие и спокойствие. Мои обязанности так ясно определены в уставах, что теперь уже можно сказать, что я буду делать в заседании. Нет, граф! Я вас прошу не ждать от меня ничего, кроме точного исполнения моих обязанностей..."

Все ждали 31 марта. Бушевали страсти. Готовила модные наряды петербургская знать, получившая билеты на процесс. Волновались присяжные заседатели. Репетировали свои речи защитник и прокурор. А в одиночной камере дома предварительного заключения проводила тревожную ночь Вера Засулич. Уже подходя к зданию суда, было видно, что процесс обещает разыграться в нечто необычное; кругом было полно публики, много генералов, сановных лиц, шикарно одетых дам, представителей прессы и литературы, а также чинов юстиции. Казалось, весь Петербург спешил на процесс.

Заседание Петербургского окружного суда по делу В.И. Засулич под председательством А.Ф. Кони при участии судей В.А. Сербиновича и О.Г. Дена открылось ровно в 11 часов утра 31 марта 1878 года. Сильный наряд полиции охранял все входы и выходы в здании суда. Пропускали только по пригласительным билетам. Небольшой зал заседаний уголовного отделения окружного суда на Литейном проспекте был забит до отказа. В местах для публики сидели преимущественно дамы, принадлежавшие к высшему обществу; за судьями, на стульях, поставленных в два ряда, помещались должностные лица судебного ведомства, представители высшей администрации. Особые места были отведены для представителей литературы. Сообщалось о присутствии на процессе писателя и канцлера князя Горчакова.

Председательствующий объявил, что слушанию суда подлежит дело о дочери капитана Вере Засулич, обвиняемой в покушении на убийство, и отдал распоряжение ввести подсудимую. Под охраной жандармов с саблями наголо из боковой двери появилась девушка в черном люстриновом платье. Многие из присутствовавших увидели Веру Засулич впервые. Преступницу провели к деревянной скамье, огражденной деревянной же решеткой, и началось рассмотрение дела. Затем были уточнены ее биографические данные. Судебный пристав доложил, что не явились свидетели: со стороны обвинения генерал-адъютант Трепов, а со стороны защиты - Куприянов и Волховский. Секретарь суда доложил, что 26 марта от Трепова поступило заявление, что он по состоянию здоровья не может явиться в суд. В подтверждение было оглашено медицинское свидетельство, выданное профессором Н.В. Склифосовским и другими врачами.

В состав присяжных вошли 9 чиновников, 1 дворянин, 1 купец, 1 свободный художник; старшиной присяжных был избран надворный советник А.И. Лохов. Учитывая, что присяжные заседатели исполняют свои обязанности не в первый раз, председатель ограничился напоминанием о принятой ими присяге, но особо обратил внимание на то, что присяга содержит указание на их нравственные обязанности. Он просил присяжных приложить всю силу своего разумения и отнестись к делу с полным вниманием. Он напомнил также, что присяжные обязаны учитывать все обстоятельства, как уличающие, так и оправдывающие подсудимую, и что все это надо рассматривать беспристрастно и помнить, что они высказывают не просто мнение, а приговор.

Затем огласили обвинительный акт. Деяние В.Засулич было квалифицировано в нем по статье 1454 Уложения о наказаниях, которая предусматривала лишение всех прав состояния и ссылку в каторжные работы на срок от 15 до 20 лет, а потому она согласно 201-й статье Устава уголовного судопроизводства подлежит суду Санкт-Петербургского окружного суда с участием присяжных заседателей. Следствие в точности исполнило решение графа Палена: в обвинительном акте не было и намека на политический характер преступления, и тем не менее кара за содеянное предложена была весьма жесткая. На такую кару и рассчитывал министр юстиции, передавая дело суду присяжных заседателей. Сам Пален не присутствовал на суде, но его ежечасно информировали о ходе процесса.

Началось судебное следствие. На вопрос председательствующего, признает ли В.Засулич себя виновной, она ответила: "Я признаю, что стреляла в генерала Трепова, причем, могла ли последовать от этого рана или смерть, для меня было безразлично". После допроса свидетелей, бывших очевидцами события 24 января, было зачитано письменное показание Трепова от той же даты: "Сегодня, в 10 утра, во время приема в комнате находилось несколько просителей... Раздался выстрел, которого, однако, я не слышал, и я упал раненный в левый бок. Майор Курнеев бросился на стрелявшую женщину, и между ними завязалась борьба, причем женщина не отдавала упорно револьвера и желала произвести второй выстрел. Женщину эту я до сих пор не знал и не знаю, что была за причина, которая побудила ее покушаться на мою жизнь". Председательствующий тут же уточняет у подсудимой, хотела ли она стрелять второй раз. В.Засулич отрицает это: "Я тотчас же бросила револьвер, потому что боялась, что, когда на меня бросятся, он может выстрелить и во второй раз, потому что курок у него был очень слаб, а я этого не желала".

После окончания свидетельских показаний слово предоставили В.Засулич. Она сказала, что ей было известно о происшествии 13 июля: слышала, что Боголюбову было дано не 25 ударов, а били его до тех пор, пока не перестал кричать. "Я по собственному опыту знаю, до какого страшного нервного напряжения доводит долгое одиночное заключение. А большинство из содержавшихся в то время в доме предварительного заключения политических арестантов просидело уже по три и три с половиной года, уже многие из них с ума посходили, самоубийством покончили. Я могла живо вообразить, какое адское впечатление должна была произвести экзекуция на всех политических арестантов, не говоря уже о тех, кто сам подвергся сечению, побоям, карцеру, и какую жестокость надо было иметь для того, чтобы заставить их все это вынести по поводу неснятой при встрече шапки. На меня все это произвело впечатление не наказания, а надругательства. Мне казалось, что такое дело не может, не должно пройти бесследно. Я ждала, не отзовется ли оно хоть чем-нибудь, но все молчало, и ничто не мешало Трепову или кому другому, столь же сильному, опять и опять производить такие же расправы - ведь так легко забыть при встрече шапку снять, так легко найти другой, подобный же ничтожный предлог. Тогда, не видя никаких других средств к этому делу, я решилась, хотя ценою собственной гибели, доказать, что нельзя быть уверенным в безнаказанности, так ругаясь над человеческой личностью..." В.Засулич была очень взволнована, председатель предложил ей отдохнуть и успокоиться; немного погодя она продолжала: "Я не нашла, не могла найти другого способа обратить внимание на это происшествие... Страшно поднять руку на человека, но я находила, что должна это сделать".

По просьбе председательствующего дали свое заключение эксперты-медики: выстрел был произведен в упор, а рана принадлежит к разряду тяжких. Судебное следствие не внесло ничего нового в характеристику состава преступления, но перед судом предстала живая картина событий двух дней -13 июля 1877 года и 24 января 1878 года. После рассказа Верой Засулич своей биографии председатель объявил, что судебное следствие окончено и суд приступает к прениям сторон. Первым, по долгу службы выступил К.И. Кессель. Он заявил, что обвиняет подсудимую в том, что она имела заранее обдуманное намерение лишить жизни градоначальника Трепова и что 24 января, придя с этой целью к нему, выстрелила в него из револьвера. Кроме того, Кессель утверждал, что Засулич сделала все, чтобы привести свое намерение в исполнение. В подтверждение своих слов Кессель добавил, что у Засулич было намерение не только ранить, но и убить Трепова. Обвинитель подкреплял эту свою мысль тем, что подсудимая искала и нашла именно такой револьвер, которым можно было убить человека. Вторую часть своей обвинительной речи Кессель посвятил выгораживанию поступка Трепова 13 июля и сказал, что суд не должен ни порицать, ни оправдывать действия градоначальника. По общему признанию, речь обвинителя была бесцветной.

Напротив, речь защитника Александрова явилась крупным событием общественной жизни. Люди, хорошо его знавшие, единодушно считали, что ни до этого, ни после он никогда не произносил таких блестящих и потрясающих речей. Александров сказал, что дело это просто по своим обстоятельствам, до того просто, что, если ограничиться одним только событием 24 января, тогда почти и рассуждать не придется. Готовя свою речь, Александров был твердо убежден в том, что событие 24 января явилось следствием того, что произошло 13 июля. "Это событие не может быть рассматриваемо отдельно от другого случая: оно связано с фактом, совершившимся в доме предварительного заключения 13 июля... Нет сомнения, что распоряжение генерала Трепова было должностным распоряжением. И в связи с этим защита не может касаться действий должностного лица и обсуждать их так, как они обсуждаются, когда это должностное лицо предстоит в качестве подсудимого". Далее Александров подробно проследил ту связь, которая имелась между событиями 13 июля и 24 января.

"С чувством глубокого оскорбления за нравственное достоинство человека отнеслась Засулич к известию о позорном наказании Боголюбова. Она не знала и никогда не видела этого человека. Для нее он был политический арестант, и в этом слове было для нее все. Политический арестант был для Засулич - она сама, ее горькое прошлое, ее собственная история - это ее собственные страдания. Засулич негодовала: разве можно применить такое жестокое наказание к арестанту, как розги, только за неснятие шапки при встрече с почетным посетителем? Нет, это невероятно. Засулич сомневалась в достоверности этого, но когда она в сентябре переехала в Петербург, то узнала от очевидцев всю правду о событии 13 июля 1877 года." Александров ничего не опровергал, ничего не оспаривал, он просто объяснял, как и почему у подсудимой могла возникнуть мысль о мести. В зале раздалась буря аплодисментов, громкие крики: "Браво!" Плачет подсудимая Вера Засулич, слышится плач и в зале. Председатель А.Ф. Кони прерывает защитника и обращается к публике: "Поведение публики должно выражаться в уважении к суду. Суд не театр, одобрение или неодобрение здесь воспрещается. Если это повторится вновь, я вынужден буду очистить залу". Но в душе председатель суда восхищался речью Александрова.

После предупреждения председателя Александров продолжил защитительную речь. Сведения, полученные Засулич о сечении Боголюбова, говорил он, были подробны, обстоятельны, достоверны. Встал роковой вопрос: кто вступится за поруганную честь беспомощного каторжанина? Кто смоет тот позор, который навсегда будет напоминать о себе несчастному? Засулич терзал и другой вопрос: где же гарантия против повторения подобного случая? Обращаясь к присяжным заседателям, Александров сказал: "В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, - женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею во имя того, кто был ей только собратом по несчастью всей ее жизни. Если этот мотив проступка окажется менее тяжелым на весах божественной правды, если для блага общего, для торжества закона, для общественной безопасности нужно признать кару законною, тогда да свершится ваше карающее правосудие! Не задумывайтесь! Немного страданий может прибавить ваш приговор для этой надломленной, разбитой жизни. Без упрека, без горькой жалобы, без обиды примет она от вас решение ваше и утешится тем, что, может быть, ее страдания, ее жертва предотвратят возможность повторения случая, вызвавшего ее поступок. Как бы мрачно ни смотреть на этот поступок, в самых мотивах его нельзя не видеть честного и благородного порыва". "Да, - сказал Александров, завершая свою речь, - она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною, и остается только пожелать, чтобы не повторились причины, производящие подобные преступления".

В адвокатском фраке, длинный, тощий, с истерическими нотами в голосе, Александров нещадно жалил, изливал яд на систему, обвинял тех, кто привел эту девушку на скамью подсудимых. Он говорил о суде не над Верой Засулич, а над Треповым и ему подобными! Полный текст речи П.А. Александрова поместили все газеты, называя ее "блестящей", "неподражаемой". Известный русский юрист Н.И. Карабчевский писал: "Защита Веры Засулич сделала адвоката Александрова всемирно знаменитым. Речь его переводилась на иностранные языки".

В.Засулич отказывается от последнего слова. Прения объявлены оконченными. С согласия сторон А.Ф. Кони поставил перед присяжными три вопроса: "Первый вопрос поставлен так: виновна ли Засулич в том, что, решившись отомстить градоначальнику Трепову за наказание Боголюбова и приобретя с этой целью револьвер, нанесла 24 января с обдуманным заранее намерением генерал-адъютанту Трепову рану в полости таза пулею большого калибра; второй вопрос о том, что если Засулич совершила это деяние, то имела ли она заранее обдуманное намерение лишить жизни градоначальника Трепова; и третий вопрос о том, что если Засулич имела целью лишить жизни градоначальника Трепова, то сделала ли она все, что от нее зависело, для достижения этой цели, причем смерть не последовала от обстоятельств, от Засулич не зависевших".

Итак, решение вопроса о вине подсудимой было поставлено председателем суда в непосредственную связь с фактом, происшедшим 13 июля, т.е. с распоряжением Трепова о сечении Боголюбова. Здесь А.Ф. Кони остался верен своим принципам и выразил их в вопросах, на которые должны были дать ответы присяжные. Сформулировав перечень вопросов заседателям, А.Ф. Кони произнес резюме председателя. В спокойных тонах был проведен мастерский разбор сути этого дела применительно к тем вопросам, которые были поставлены перед присяжными. Свое резюме Кони завершил так: "Указания, которые я вам делал теперь, есть не что иное, как советы, могущие облегчить вам разбор дела. Они для вас нисколько не обязательны. Вы можете их забыть, вы можете их принять во внимание. Вы произнесете решительное и окончательное слово по этому делу. Вы произнесете это слово по убеждению вашему, основанному на всем, что вы видели и слышали, и ничем не стесняемому, кроме голоса вашей совести. Если вы признаете подсудимую виновною по первому или по всем трем вопросам, то вы можете признать ее заслуживающею снисхождения по обстоятельствам дела. Эти обстоятельства вы можете понимать в широком смысле. Эти обстоятельства всегда имеют значение, так как вы судите не отвлеченный предмет, а живого человека, настоящее которого всегда прямо или косвенно слагается под влиянием его прошлого. Обсуждая основания для снисхождения, вы припомните раскрытую перед вами жизнь Засулич".

Выступление председателя нацеливало присяжных на те выводы, которые вытекали из речи защитника. Обращаясь к старшине присяжных заседателей, А.Ф. Кони сказал: "Получите опросный лист. Обсудите дело спокойно и внимательно, и пусть в приговоре вашем скажется тот "дух правды", которым должны быть проникнуты все действия людей, исполняющих священные обязанности судьи". С этим напутствием присяжные ушли на совещание. Настал томительный перерыв в заседании. Заседание возобновилось лишь около шести часов вечера, когда было сообщено, что присяжные завершили свое совещание и готовы доложить его результаты. Присяжные вошли в залу, теснясь, с бледными лицами, не глядя на подсудимую. Наступила мертвая тишина. Прошло немного времени, и старшина присяжных заседателей дрожащей рукой подал председателю опросный лист. Против первого вопроса крупным почерком было написано: "Нет, не виновна!" Посмотрев опросный лист, А.Ф. Кони передал его старшине для оглашения. Тот успел только сказать "Нет! Не вин..." и продолжать уже не мог.

Крики радости, истерические рыдания, отчаянные аплодисменты, топот ног, возгласы "Браво! Ура! Молодцы!" - все слилось в один треск, стон и вопль, все было возбуждено... После того как шум стих, А.Ф. Кони объявил Засулич, что она оправдана. Боясь отдать ее в руки восторженной толпы, он сказал: "Отправьтесь в дом предварительного заключения и возьмите ваши вещи: приказ о вашем освобождении будет прислан немедленно. Заседание закрыто!" Публика с шумом хлынула внутрь зала заседаний. Многие обнимали друг друга, целовались, лезли через перила к Александрову и Засулич и поздравляли их. Адвоката качали, а затем на руках вынесли из зала суда и пронесли до Литейной улицы. Когда Засулич вышла из дома предварительного заключения, она попала в объятия толпы. Раздавались радостные крики, ее подбрасывали вверх.

Оправдательный приговор был восторженно встречен в обществе и сопровождался манифестацией со стороны собравшейся у здания суда большой массы публики. Весть об оправдании В.Засулич с большим интересом была встречена и за рубежом. Газеты Франции, Германии, Англии, США, Италии и других стран дали подробную информацию о процессе. Во всех этих сообщениях наряду с Верой Засулич неизменно упоминались имена адвоката П.А. Александрова и председательствовавшего в процессе 34-летнего А.Ф. Кони. За ним по заслугам закрепилась слава судьи, не идущего ни на какие компромиссы с совестью, а в либеральных слоях русского общества о нем открыто заговорили как о человеке, стоящем в оппозиции к самодержавию. Отозвалось на оправдательный приговор Засулич и правительство. Министр Пален обвинял А.Ф. Кони в нарушениях закона и убеждал его уйти в отставку. Кони остался тверд в своем решении. Тогда начался долгий период его опалы: он был переведен в гражданский департамент судебной палаты, а в 1900 году оставил судебную деятельность. Гнев императора был настолько велик, что он не пощадил и министра юстиции. Граф Пален вскоре был уволен со своего поста "за небрежное ведение дела В.Засулич".

На следующий день после освобождения приговор был опротестован, и полиция издала приказ о поимке Засулич, но она успела скрыться на конспиративной квартире и вскоре, чтобы избежать повторного ареста, была переправлена к своим друзьям в Швецию. В 1879 году она тайно вернулась из эмиграции в Россию. После распада в июне-августе "Земли и Воли" примкнула к группе тех, кто сочувствовал взглядам Г.В. Плеханова. Первой из женщин-революционерок она испробовала метод индивидуального террора, но и первой же разочаровалась в его результативности. Убежденная в необходимости крестьянской революции, Засулич вместе в Г.В. Плехановым участвовала в создании группы "Черный передел", члены которой (особенно поначалу) отрицали необходимость политической борьбы, не принимали террористической и заговорщической тактики "Народной воли", были сторонниками широкой агитации и пропаганды в массах.

В январе 1880 года Засулич вновь была вынуждена эмигрировать, спасаясь от очередного ареста. Она уехала в Париж, где действовал т.н. политический "Красный Крест" - созданный П.Л. Лавровым зарубежный союз помощи политическим заключенным и ссыльным, ставивший целью сбор средств для них. Находясь в Европе, она поняла утопичность народничества и стала убежденной сторонницей революционного марксизма, сблизилась с марксистами и в особенности с приехавшим в Женеву Плехановым. Там в 1883 году Засулич приняла участие в создании первой марксистской организации русских эмигрантов - группы "Освобождение труда". Засулич переводила труды К.Маркса и Ф.Энгельса на русский язык (в т.ч. "Развитие социализма от утопии к науке" Ф.Энгельса, "Нищету философии" К.Маркса), вела переписку с Марксом, активно печаталась в демократических и марксистских журналах, принимала участие в деятельности Международного Товарищества рабочих - представляла российскую социал-демократию на трех конгрессах 2-го Интернационала в 1896, 1900 и 1904 годах. Решительно отказавшись от прежних своих взглядов, вела пропаганду марксизма, отрицала террор - "следствие чувств и понятий, унаследованных от самодержавия".

С 1894 года В.И. Засулич жила в Лондоне, занималась литературным и научным трудом. Ее статьи тех лет касались широкого круга исторических, философских, социально-психологических проблем. Монографии Засулич о Ж.-Ж. Руссо и Вольтере были несколько лет спустя, хотя и с большими цензурными купюрами, изданы в России, став первой попыткой марксистского толкования значения обоих мыслителей. В качестве литературного критика Засулич отрецензировала романы С.М. Кравчинского (Степняка), повести В.А. Слепцова "Трудное время". В 1897-1898 годах жила в Швейцарии. В конце 1899 года Засулич нелегально приехала в Петербург по болгарскому паспорту на имя Велики Дмитриевой. Использовала это имя для публикации своих статей, установила связь с местными социал-демократическими группами России. В Петербурге познакомилась с В.И. Лениным.

В 1900 году вернулась за границу, став к этому времени профессиональной революционеркой. В том же году она была избрана в редакцию ленинской газеты "Искра" и журнала "Заря", публиковала в них статьи, критикующие концепцию легального марксизма. Напечатала ряд литературно-критических эссе о , Г.И. Успенском, Н.К. Михайловском, Д.И. Писареве, С.М. Кравчинском (Степняке), Н.Г. Чернышевском. В своих литературно-критических работах Засулич продолжала традиции революционно-демократической литературы. Засулич принадлежат "Очерк истории международного общества рабочих", "Элементы идеализма в социализме". Значительная часть ее литературных работ издана отдельно в двух томах. Партийными и литературными псевдонимами Засулич были - Велика, Велика Дмитриевна, Вера Ивановна, Иванов В., Карелин Н., Старшая сестра, Тётка, В.И. и другие.

В 1903 году на II съезде РСДРП Засулич примыкала к искровцам меньшинства; после раскола РСДРП на съезде стала одним из активных деятелей меньшевизма, ближайшим сподвижником Г.В. Плеханова. После Манифеста 17 октября 1905 года по амнистии вернулась в Россию, перешла на легальное положение, жила на хуторе Греково (Тульская губерния), на зиму уезжая в Петербург. В годы реакции (1907-1910) примыкала к ликвидаторам. В годы Первой мировой войны была на позициях социал-шовинизма, разделяла взгляды "оборонцев", утверждая, что "оказавшись бессильным остановить нападение, интернационализм уже не может, не должен мешать обороне" страны.

Февральскую революцию 1917 года она расценила как буржуазно-демократическую, с иронией констатировав: "Социал-демократия не желает допустить к власти либералов, полагая, что единственный революционный хороший класс - это пролетариат, а все остальные - предатели". В марте 1917 года Засулич вошла в группу правых меньшевиков-оборонцев "Единство", выступала вместе с ними за продолжение войны до победного конца, была членом редакции меньшевистской "Рабочей газеты". В апреле вместе с Г.В. Плехановым, Л.Г. Дейчем подписала воззвание "Российской Социал-демократической Рабочей партии" к гражданам России, призывая поддерживать Временное правительство (ставшее как раз коалиционным): "Гражданки и граждане! Отечество в опасности. Не надо гражданской войны. Она погубит нашу молодую свободу. Необходимо соглашение Совета РСД с Временным правительством. Нам не надо завоеваний, но мы не должны дать немцам подчинить себе Россию... мы защищаем свою и чужую свободу. Россия не может изменить своим союзникам..." В середине июня она выдвинута кандидатом в гласные Петроградской Временной Городской думы. В июле подписала "Воззвание старых революционеров ко всем гражданам России", в котором, в частности, говорилось: "Родина и революция в опасности, и доколе эта опасность не исчезнет, не время партийных споров. Объединимся все, без различия партий и классов, на одном деле, на одной цели - на спасении Родины... пусть все граждане России объединятся против армий врага и отдадут себя всецело в распоряжение Правительства Спасения Революции..." Перед самой революцией Засулич была выдвинута кандидатом в члены Учредительного собрания.

Октябрьскую революцию Засулич приняла враждебно, считала контрреволюционным переворотом, прервавшим нормальное развитие буржуазно-демократической революции, и расценивала созданную большевиками систему советской власти зеркальным отражением царского режима: "Перевернутый мир не преобразился. На его месте стоит отвратительное громогласно лгущее, властвующее меньшинство и под ним громадное вымирающее от голода, вырождающееся с заткнутым ртом большинство". Она утверждала, что "нет у социализма в настоящий момент более лютых врагов, чем господа из Смольного. Не капиталистический способ производства они превращают в социалистический, а истребляют капиталы, уничтожают крупную промышленность". 1 апреля 1918 года единственный раз за свою полувековую революционную деятельность произнесла небольшую речь в клубе "Рабочее Знамя", где чествовалось 40-летие ее оправдания присяжными заседателями. Ленин, резко критикуя ее меньшевистскую позицию, тем не менее, признавал, что Засулич является "виднейшим революционером" и высоко оценивал её прежние революционные заслуги.

"Тяжело жить, не стоит жить", - жаловалась она соратнику по народническому кружку Л.Г. Дейчу, чувствуя неудовлетворенность прожитой жизнью, казнясь совершенными ошибками. Тяжело заболев, но не отказавшись от своих убеждений, до последнего часа писала воспоминания (они были опубликованы в 1919 году, уже посмертно). Умерла В.И. Засулич 8 мая 1919 года в Петрограде, была похоронена на Волковском кладбище ("Литераторские мостки") рядом со своим соратником Г.В. Плехановым (1856-1918). А позднее на Литераторских мостках, недалеко от могилы Засулич, захоронили прах А.Ф. Кони, перенесенный с Тихвинского кладбища Александро-Невской лавры.

В.И. Засулич была известной деятельницей общественного и революционного движения, народницей, литературным критиком, писательницей, публицистом. Но знаменитой она стала как террористка, положив начало политическому террору, который впоследствии сама же осуждала. После покушения на Ф.Ф. Трепова и оправдательного приговора суда 31 марта 1878 года имя Веры Засулич стало одним из популярнейших в России. Впрочем, больше ничего замечательного в жизни Засулич не случилось. Так она и осталась героиней одного выстрела в истории революционного движения России. А дальше пустота - ни любви, ни подвигов и долгое старение на фоне знаменательных событий.

"Оправдание Засулич происходило как будто в каком-то ужасном кошмарном сне, никто не мог понять, как могло состояться в зале суда самодержавной империи такое страшное глумление над государственными высшими слугами и столь наглое торжество крамолы".

Князь В.П. Мещерский о процессе над В.Засулич 1878 г.

Вера Засулич родилась в деревне Михайловка Гжатского уезда Смоленской губернии в обедневшей польской дворянской семье. Три года () спустя умер её отец, отставной офицер; мать была вынуждена отправить Веру, как одну из трёх сестёр, к материально более обеспеченным родственникам (Макулич) в деревню Бяколово близ Гжатска . В 1864 году была отдана в московский частный пансион. По окончании пансиона получила диплом домашней учительницы (). Около года служила письмоводительницей у мирового судьи в Серпухове ( -). С начала 1868 года в Санкт-Петербурге устроилась переплётчицей и занималась самообразованием.

Приняла участие в революционных кружках. В мае 1869 года была арестована и в -1871 годах находилась в заключении в связи с «нечаевским делом », затем - в ссылке в Новгородской губернии , затем в Твери . Вновь была арестована за распространение запрещённой литературы и выслана в Солигалич Костромской губернии .

Интересно, что отказавшийся выступать в деле Засулич в качестве обвинителя юрист В. И. Жуковский оставил - под давлением недовольных исходом дела властей - поприще обвинителя и в дальнейшем работал в адвокатуре.

Первая эмиграция

По настоянию друзей и не желая подвергнуться новому аресту, приказ о котором был отдан после оправдательного приговора, Засулич эмигрировала в Швейцарию , где Г. В. Плеханов , П. Б. Аксельрод , В. Н. Игнатов и Л. Г. Дейч создали первую марксистскую социал-демократическую группу «Освобождение труда ».

В 1897-1898 годах жила в Швейцарии.

Возвращение в Россию

В 1899 году нелегально приехала в Россию по болгарскому паспорту на имя Велики Дмитриевой. Использовала это имя для публикации своих статей, установила связь с местными социал-демократическими группами России. В Петербурге познакомилась с В. И. Лениным .

Социал-демократия не желает допустить к власти либералов, полагая, что единственный революционный хороший класс - это пролетариат, а остальные - предатели.

В марте 1917 вошла в группу правых меньшевиков-оборонцев «Единство» , выступала вместе с ними за продолжение войны до победного конца (эти взгляды изложила в брошюре «Верность союзникам». Пг., 1917). В апреле подписала воззвание к гражданам России, призывая поддерживать Временное правительство , ставшее коалиционным.

В июле 1917, по мере усиления противостояния большевиков и иных политических сил, заняла твёрдую позицию поддержки действующей власти, была избрана в гласные Петроградской Временной городской думы, от имени «старых революционеров» призывала к объединению для защиты от «объединённых армий врага». Перед самой Октябрьской революцией была выдвинута кандидатом в члены Учредительного собрания .

Октябрьскую революцию 1917 Засулич считала контрреволюционным переворотом, прервавшим нормальное политическое развитие буржуазно-демократической революции, и расценивала созданную большевиками систему советской власти зеркальным отражением царского режима. Она утверждала, что новое властвующее меньшинство просто «подмяло вымирающее от голода и вырождающееся с заткнутым ртом большинство». Утверждая, что большевики «истребляют капиталы, уничтожают крупную промышленность», решалась иногда на публичные выступления (в клубе «Рабочее знамя» 1 апреля 1918). Ленин, критикуя её выступления, тем не менее, признавал, что Засулич является «виднейшим революционером».

«Тяжело жить, не стоит жить», - жаловалась она соратнику по народническому кружку Л. Г. Дейчу, чувствуя неудовлетворённость прожитой жизнью, казнясь совершенными ею ошибками. Тяжело заболев, до последнего часа писала воспоминания, опубликованные посмертно.

Зимой 1919 в её комнате случился пожар. Её приютили жившие в том же дворе две сестры, но у неё началось воспаление лёгких , и она скончалась .

Литературная деятельность

Первое публицистическое произведение - речь к 50-летию польского восстания 1831 года , опубликованное в переводе на польский язык в сборнике Biblioteka «Równosci» (Женева , ). Засулич принадлежат очерк истории Международного товарищества рабочих , книги о Ж.-Ж. Руссо ( , второе издание ) и Вольтере (первая русская биография Вольтера «Вольтер. Его жизнь и литературная деятельность», , второе издание ), а также литературно-критические статьи о Д. И. Писареве (), Н. Г. Чернышевском , С. М. Кравчинском (Степняке) , о повести В. А. Слепцова «Трудное время» (), романе П. Д. Боборыкина «По-другому», и других литераторах и произведениях. Войдя в редакцию газеты «Искра », опубликовала в ней статью о Н. А. Добролюбове , некрологи о Глебе Успенском и Михайловском .

Она была по внешности чистокровная нигилистка, грязная, нечесаная, ходила вечно оборванкой, в истерзанных башмаках, а то и вовсе босиком. Но душа у неё была золотая, чистая и светлая, на редкость искренняя. Засулич обладала и хорошим умом, не то чтобы очень выдающимся, но здоровым, самостоятельным. Она много читала, и общение с ней было очень привлекательно.

Оправдание Засулич в деле о покушении на генерала Ф. Ф. Трепова вызвало бурное одобрение российской либеральной общественности и осуждение со стороны консервативных кругов.

Оправдание Засулич происходило как будто в каком-то ужасном кошмарном сне, никто не мог понять, как могло состояться в зале суда самодержавной империи такое страшное глумление над государственными высшими слугами и столь наглое торжество крамолы.

Память

В память Веры Засулич были названы улицы в Перми , Екатеринбурге (до 1998, сейчас ул. Одинарка), Самаре , Донецке , Тбилиси (ныне ул. Нино Чхеидзе), Калуге (ныне пер. Григоров), Астрахани (с 1924 по 1936 год, сейчас ул. Валерии Барсовой), Омске (сейчас ул. Ильинской).

Сочинения

  • Очерк истории Международного общества рабочих. Женева,1889.
  • .(2-е изд.-1909).
  • Жан-Жак Руссо. Опыт характеристики его общественных идей. СПб.,1898.
  • Сборник статей. Т.1-2.СПб.,1907.
  • Революционеры из буржуазной среды. Пб.,1921.
  • . Москва, 1931.
  • Статьи о русской литературе. Москва, 1960.
  • . Москва: Мысль, 1983. - 508 с.

Напишите отзыв о статье "Засулич, Вера Ивановна"

Примечания

Сноски

Ссылки

  • Засулич, Вера Ивановна // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров . - 3-е изд. - М . : Советская энциклопедия, 1969-1978.
  • Александров П. А.
  • Кони А. Ф.

Литература

  • Ленин В. И. Полн. собр. соч., 5-е изд. (см. Справочный том. ч. 2).
  • Кони А. Ф. Собрание сочинений: В 8 т. / (Под общ. ред.: В. Г. Базанова, Л. Н. Смирнова, К. И. Чуковского. Подгот. текста М. М. Выдри, примеч. М. Выдри и В. Гинева). Т. 2: . - М.: Юрид. лит., 1967. - 501 с.: портр.
  • Степняк-Кравчинский С. М. , Соч., т. 1, М., 1958.
  • Добровольский Е. Н. Чужая боль: Повесть о Вере Засулич. - М.: Политиздат, 1978. (Пламенные революционеры). - 334 с, ил. То же. - М.: Политиздат, 1988. - 335 с.: ил.
  • Русские писатели. 1800-1917: Биографический словарь / Гл. ред. П. А. Николаев. Т. 2: Г-К. Москва: Большая российская энциклопедия, 1992. С. 330-331.
  • Борисова Т. / НЛО 2015, 5(135).
  • Смолярчук В. И. / Смолярчук В. И. Анатолий Федорович Кони. - М.: Наука, 1981.
  • Ana Siljak. «Angel of Vengeance: The „Girl Assassin“, the Governor of St. Petersburg, and Russia’s Revolutionary World», 2008 (книга, в которой заново подробно исследовано дело Веры Засулич).,

Отрывок, характеризующий Засулич, Вера Ивановна

– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.

На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.

Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.

Пьер почти не изменился в своих внешних приемах. На вид он был точно таким же, каким он был прежде. Так же, как и прежде, он был рассеян и казался занятым не тем, что было перед глазами, а чем то своим, особенным. Разница между прежним и теперешним его состоянием состояла в том, что прежде, когда он забывал то, что было перед ним, то, что ему говорили, он, страдальчески сморщивши лоб, как будто пытался и не мог разглядеть чего то, далеко отстоящего от него. Теперь он так же забывал то, что ему говорили, и то, что было перед ним; но теперь с чуть заметной, как будто насмешливой, улыбкой он всматривался в то самое, что было перед ним, вслушивался в то, что ему говорили, хотя очевидно видел и слышал что то совсем другое. Прежде он казался хотя и добрым человеком, но несчастным; и потому невольно люди отдалялись от него. Теперь улыбка радости жизни постоянно играла около его рта, и в глазах его светилось участие к людям – вопрос: довольны ли они так же, как и он? И людям приятно было в его присутствии.
Прежде он много говорил, горячился, когда говорил, и мало слушал; теперь он редко увлекался разговором и умел слушать так, что люди охотно высказывали ему свои самые задушевные тайны.
Княжна, никогда не любившая Пьера и питавшая к нему особенно враждебное чувство с тех пор, как после смерти старого графа она чувствовала себя обязанной Пьеру, к досаде и удивлению своему, после короткого пребывания в Орле, куда она приехала с намерением доказать Пьеру, что, несмотря на его неблагодарность, она считает своим долгом ходить за ним, княжна скоро почувствовала, что она его любит. Пьер ничем не заискивал расположения княжны. Он только с любопытством рассматривал ее. Прежде княжна чувствовала, что в его взгляде на нее были равнодушие и насмешка, и она, как и перед другими людьми, сжималась перед ним и выставляла только свою боевую сторону жизни; теперь, напротив, она чувствовала, что он как будто докапывался до самых задушевных сторон ее жизни; и она сначала с недоверием, а потом с благодарностью выказывала ему затаенные добрые стороны своего характера.
Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c"est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.

Засулич Вера Ивановна является весьма неоднозначной исторической личностью. Те, кто особенно не интересовался подробностями биографии этой женщины, скорее всего, вспомнят ее в образе героини, которая стреляла в бесчинствующего чиновника Трепова. Несмотря на всю тяжесть содеянного и на то что девушка намеревалась совершить самое страшное преступление - убить человека, присяжные полностью оправдали ее на суде. Местные власти были категорически не согласны с таким решением и буквально на следующий день выдали распоряжение о повторном задержании Засулич. Но пока подобное решение принималось, Вера успела выехать за границу и избежать тюремного заключения.

Всемирная известность

Благодаря тому что судебный процесс Веры Засулич в свое время возымел международный резонанс, ее имя у многих ассоциируется со справедливостью и тем, что писанные властью законы не являются универсальными. В отечественных трудах по истории она упоминается как публицист, переводчик работ Энгельса и Маркса, а также активная российская общественная деятельница.

Во многих источниках, она упоминается как организатор самой первой марксистской организации под названием «Освобождение труда». Но в то же время некоторые из тех, кто более тщательно изучал информацию о Вере, называют ее простой бандиткой, беспредельщицей, террористкой и анархисткой.

Засулич Вера Ивановна: биография, детство и семья

27 июля 1849 года в маленькой русской деревне Михайловка, которая территориально относила к родилась девочка Вера. Ее семья не могла похвастаться особым достатком, поскольку родители считались обедневшими дворянами. Кроме Веры у них было еще две дочери. Отец - Иван Засулич, был отставным офицером. Он скончался в 1852 году, когда Вере исполнилось всего три года. Мать была не в состоянии прокормить троих детей и поэтому одну из дочерей решили отправить к более богатым родственником. Выбор пал на Веру, и она отправилась в деревню Бяколово, где проживали ее родные тетки. Там прошло все ее детство, и именно родственники полностью воспитали девочку.

Юность и полученное образование

В пятнадцатилетнем возрасте Засулич Вера Ивановна была отправлена в частный московский пансионат. Там она изучала иностранные языки и подготавливалась к работе гувернанткой. Достаточно неплохо освоив все преподаваемые в пансионате науки, в 1867 году Вера получила диплом домашней учительницы и вместе с ним отправилась покорять Петербург. К сожалению, для молодой девушки без опыта и рекомендаций не нашлось работы по специальности. Поскольку деньги на жизнь все равно нужно было зарабатывать, она устроилась к мировому судье. Прослужив у него письмоводителем около года, Вера оставила эту работу и решила вернуться в столицу. Там она устраивается работать переплетчицей и, получив свободный доступ к множеству книг, постоянно читает и занимается саморазвитием. Именно в это время Засулич начинает осознавать сильную тягу к революции и желание активно действовать.

Участие в революционных движениях и роковое знакомство с Нечаевым

Прожив в Петербурге всего год, Засулич Вера Ивановна успела поучаствовать в работе множества революционных кружков. В конце 1862 года, посещая один из них, девушка знакомится с небезызвестным революционером Нечаевым. Заприметив Веру и, видимо, разглядев в ней немалый революционный запал и потенциал, достаточно долго он пытался завлечь ее в свою организацию под названием «Народная расправа».

Засулич отвергала подобные предложения, поскольку считала все идеи Нечаева невыполнимыми и фантастическими. При этом, оставаясь приверженкой революционных взглядов, она оставила ему свой адрес проживания. Позднее Нечаев его использовал для получения и отправки писем нелегалами. Одно из таких писем, несмотря на то что Вера его даже не читала, и стало причиной ее первого ареста.

Аресты и тюремное заключение

Во время передачи письма одному из нелегалов Засулич Вера Ивановна была впервые арестована. Практически год она была заключенной в Петропавловской крепости.

Почти через 2 года женщину освобождают, но буквально сразу же повторно арестовывают за распространение нелегальной литературы и в наказание отправляют в ссылку. Вера отбывает ее вначале в Новгородской губернии, а затем в Твери.

Жизнь Засулич после ссылки

В 1875 году девушка оказывается в Харькове. Все время она находится под пристальным надзором полиции. Для того чтобы как-то устроить свою дальнейшую жизнь, Вера принимает решение поступить на курсы акушерок, но и с революционной деятельностью она полностью прощаться ни в коем случае не собиралась.

В 1872 году она стала членом организации «Южные бунтари», которая располагалась в Киеве, но имела свои представительства по всей Украине. Пребывая в ее рядах, Вера принимала активное участие в организации крестьянских бунтов. После серии неудач Засулич вновь возвращается в Петербург и начинает работать в одной из подпольных типографий, которая принадлежала организации «Земля и Воля». Вера вступила в ее ряды и спустя небольшое количество времени, в январе 1878 года, она совершила свое легендарное покушение на Трепова.

Проступок градоначальника, вызвавший гнев Засулич

Однажды около Казанского собора группа студентов устроила демонстрацию. За участие в ней в декабре 1876 года был арестован, а затем приговорен к каторжным работам студент Боголюбов. На то время телесные пытки и наказания к заключенным на политической основе были категорически запрещены. Но по приказу градоначальника Трепова Боголюбов был жестоко высечен розгами. На сегодняшний день уже известна информация, что спустя 2 года после данного инцидента студент скончался в больнице. При этом из-за ранее перенесенного наказания Боголюбов находился в состоянии мрачнейшего умопомешательства.

Причиной, по которой градоначальник отдал приказ избить парня розгами, стало то, что Боголюбов не снял шапку перед ним и тем самым проявил свое неуважение к царскому чиновнику. Такое решение Трепова вызвало резонанс среди простого народа и, конечно же, многих возмутило. Не могли оставить данный факт без внимания и революционеры.

Попытка убийства

Одной из тех, кто негодовал от самовольства градоначальника, была и Вера Засулич.
Покушение на жизнь Трепова, которое она сама задумала, организовала и осуществила, вошло в историю и принесло ей неимоверную славу. Позднее совершенное ею действие охарактеризуют как террористический акт, а саму Веру назовут девушкой, которая своим поступком активизировала революционный террор по всей России.

Планируя акт мести, Засулич записалась на личный прием к градоначальнику. Утром 24 января 1878 года она вошла в его кабинет и совершила выстрел, который тяжело ранил Трепова. Вера была арестована на месте.

Участники суда, вошедшие в историю права

Председателем Петербуржского окружного суда на этот момент являлся А. Ф. Кони. Главы Петербуржской прокуратуры настояли на том, чтобы дело Веры Засулич решалось судом присяжных, поскольку их основным желанием было минимизировать политический аспект этого дела. При этом обычные люди считали Трепова продажным взяточником, и еще до отданного им приказа высечь Боголюбова розгами, его репутация в обществе была не самой лучшей. После истории с наказанием студента мнение о нем, естественно, не улучшилось. Так что решение о том, что вердикт будут утверждать присяжные, сыграло Засулич только на руку.

Изначально она не собиралась пользоваться помощью адвоката, но, прочитав выдвинутый ей прокурором обвинительный лист, Вера поняла, что сама не справится. Свою помощь в защите ей предлагали многие (поскольку любой адвокат хотел засветиться в столь громком деле), но свое предпочтение она отдала Петру Александрову.

Он являлся сыном священника и ранее работал прокурором судебной палаты. В разговорах со своими коллегами Александров не раз заверял, что сделает все, что только можно, для того чтобы выиграть дело Засулич. И он полностью оправдал надежды Веры. Благодаря его гениальной речи, присяжные признали ее невиновной.

Жизнь после оправдания

Поскольку местные власти не могли допустить распространения среди народа мнения о том, что можно стрелять в высших чиновников и потом быть оправданным, буквально на следующий день решение суда было опротестовано, и был выдан новый приказ о задержании Веры. Она предполагала такой возможный исход событий, и буквально сразу же после своего освобождения при помощи друзей Засулич бежала в Швейцарию. Вернулась на родину она только в 1879 году и сразу же вместе с Плехановым стала принимать активное участие в создании организации «Черный передел».

Вера на себе испробовала так называемый метод «индивидуального террора», но мало того что очень быстро разочаровалась в его эффективности, так над ней еще и вновь нависла реальная угроза второго ареста. Именно тогда в ее жизни и случилась вынужденная вторая эмиграция - Засулич поспешно выехала в Париж.

Революционная деятельность

Находясь во Франции, Вера Ивановна собирала деньги для русских политических заключенных. Ее взгляды на террор меняются радикальным образом, и она становится приверженкой революционного марксизма. Она переводит на русский язык работы Энгельса и Маркса, печатает свои статьи во многих европейских демократических журналах. Далее, она переезжает в Лондон, где ведет активную публицистическую деятельность, занимается научным трудом.

Находясь в Женеве, в 1883 году Вера становится активной участницей создания группы «Освобождение труда», которая занималась помощью русским эмигрантам. И лишь 1899 году под чужим именем женщина смогла вернуться обратно в Петербург. Она лично была знакома с Лениным, входила в редакционный состав журнала «Зоря» и газеты «Искра».

Смерть Веры Засулич

Несмотря на столь активную деятельность, к концу своей жизни Вера Засулич чувствовала сплошное разочарование. Опираясь на свой внушительный опыт, она всячески отвергала и выступала против любого проявления терроризма в качестве революционной борьбы.

Февральские события 1917 года она восприняла в качестве буржуазно-демократической революции, но никак не народной. Октябрьская революция принесла ей также лишь одни разочарования. Засулич писала о том, что созданная Советская власть является всего лишь зеркальным отражением предыдущего, царского режима.

Умерла Вера Ивановна 8 мая 1919 года. Ее похоронили на Волковом кладбище, рядом с могилой Плеханова.

Засулич Вера Ивановна

1849–1919

Революционерка-народница, деятель российского и международного социалистического движения.

Вера Засулич родилась в деревне Михайловка Гжатского уезда Смоленской губернии в обедневшей польской дворянской семье. Отец Веры, офицер, умер, когда девочке было три года. Мать, оставшись одна с тремя дочерьми, вынуждена была отправить Веру к более обеспеченным родственникам. В 1864 году она была отдана в московский частный пансион, где учили иностранным языкам и готовили гувернанток. После окончания пансиона, в 1867 году, Вера Засулич сдала экзамен на звание домашней учительницы и переехала в Петербург. Около года служила секретаршей у мирового судьи в Серпухове. С начала 1868 года в Санкт-Петербурге устроилась переплётчицей и занималась самообразованием.

Начав посещать революционные кружки, Засулич в конце 1868 года познакомилась с С.Г. Нечаевым, который безуспешно пытался вовлечь её в создаваемую им революционную организацию «Народная расправа». Засулич отказалась, считая его планы фантастическими, но, тем не менее, предоставила свой адрес для получения и передачи писем нелегалов. За письмо, полученное из-за границы для передачи другому лицу, Вера Засулич была арестована 30 апреля 1869 года. Около года провела она в тюрьмах по «нечаевскому делу» об убийстве студента. В марте 1871 года была освобождена, но сослана в Крестцы Новгородской губернии, а затем в Тверь. В Твери Засулич вновь арестовали за распространение нелегальной литературы и выслали в Костромскую губернию, а оттуда - в декабре 1873 года - в Харьков.

В Харькове она училась на акушерских курсах. С 1875 года жила под надзором полиции, увлекшись учением М.А. Бакунина, вошла в кружок «Южные бунтари», который был создан в Киеве, но имел филиалы по всей Украине, объединяя около 25 бывших участников «хождения в народ». Засулич и другие «бунтари»-бакунисты пытались с помощью фальшивых царских манифестов поднять крестьянское восстание под лозунгом уравнительного передела земли. Замысел «бунтарей» по подготовке восстания осуществить не удалось, в 1877 году организация была разгромлена, а Засулич, спасаясь от преследований полиции, выехала в столицу, где было легче затеряться.

Переехав в Петербург, Засулич работала в подпольной «Вольной русской типографии», тогда же вошла в общество «Земля и воля», которому эта типография принадлежала.

В июле 1877 года петербургский градоначальник Трепов отдал приказ о порке политического заключенного народника Боголюбова за то, что тот не снял перед ним шапку. Приказ Трепова о сечении розгами был нарушением закона о запрете телесных наказаний от 17 апреля 1863 года. Этот инцидент 13 июля 1877 года вызвал бунт в тюрьме, получил широкую огласку, о нем писали газеты. В разных местах революционеры стали готовить покушения на градоначальника Трепова, чтобы отомстить за своего товарища. Утром 24 января 1878 года Засулич пришла на прием к Трепову в здание Управления петербургского градоначальства и выстрелила ему из пистолета в грудь, тяжело ранив. Террористка была немедленно арестована. Имя стрелявшей быстро стало известно. По картотеке описаний в департаменте полиции проходила некая В. Засулич, дочь дворянина Ивана Петровича Засулича, ранее привлекавшаяся по делу Нечаева. Разыскали мать подозреваемой, на свидании она опознала в преступнице свою дочь Веру Ивановну Засулич.

Весь Петербург обсуждал покушение на Трепова. Губернатор был плох, но вне опасности. Рассказывали, что на утешительные слова государя, навестившего Трепова в день покушения, старик ответил: «Эта пуля, быть может, предназначалась вам, ваше величество, и я счастлив, что принял ее за вас». Такое заверение очень не понравилось Александру II, государь больше у Трепова не был и вообще стал к нему заметно холодеть.

Событие 24 января произвело большое впечатление на всю Россию. Большинство не любивших Трепова и обвинявших его в продажности, в подавлении городского самоуправления.

Следствие по делу Засулич велось в быстром темпе и к концу февраля было окончено. По закону за подобные преступления полагалось от 15 до 20 лет тюремного заключения. Суд присяжных 12 апреля 1878 года полностью оправдал Засулич. «Оправдание Засулич происходило как будто в каком-то ужасном кошмарном сне, никто не мог понять, как могло состояться в зале суда самодержавной империи такое страшное глумление над государственными высшими слугами и столь наглое торжество крамолы», - писал князь В.П. Мещерский о процессе над Верой Засулич.

На следующий день после освобождения приговор был опротестован и полиция издала приказ о поимке Засулич, но она успела скрыться на конспиративной квартире и вскоре, чтобы избежать повторного ареста, была переправлена к своим друзьям в Швецию.

Первой из женщин-революционерок она испробовала метод индивидуального террора, но и первой же разочаровалась в его результативности.

В 1879 году она тайно вернулась из эмиграции в Россию. После распада в июне - августе «Земли и воли» примкнула к группе тех, кто сочувствовал взглядам Г.В. Плеханова. Засулич вместе с Плехановым участвовала в создании группы «Черный передел», они отрицали необходимость политической борьбы, не принимали террористической и заговорщической тактики, были сторонниками широкой агитации и пропаганды в массах. Они были убеждены в необходимости крестьянской революции.

Полиция разгромила «Черный передел», в январе 1880 года Засулич вновь была вынуждена эмигрировать, спасаясь от очередного ареста. Она уехала в Париж, где действовал политический «Красный Крест» - созданный П.Л. Лавровым зарубежный союз помощи политическим заключенным и ссыльным, ставивший целью сбор средств для них.

Находясь в Европе, она поняла утопичность народничества и стала убежденной сторонницей революционного марксизма, сблизилась с марксистами и в особенности с приехавшим в Женеву Плехановым. Там в 1883 году Засулич приняла участие в создании первой марксистской организации русских эмигрантов - группы «Освобождение труда». Засулич переводила труды Маркса и Энгельса на русский язык.

Засулич представляла российскую социал-демократию на трех конгрессах II Интернационала в 1896, 1900 и 1904 годах. Решительно отказавшись от прежних своих взглядов, вела пропаганду марксизма, отрицала террор - «следствие чувств и понятий, унаследованных от самодержавия».

На Втором съезде РСДРП в 1903 году примыкала к искровцам меньшинства; после съезда стала одним из лидеров меньшевизма. В 1905 году вернулась в Россию. После революции 1905 года в 1907–1910 годах была сторонницей ликвидации подпольных нелегальных партийных структур и создания легальной политической организации. Во время Первой мировой войны 1914–1918 годов занимала оборонческую позицию, то есть, в отличие от ратовавших за поражение России большевиков, выступала за защиту отечества.

Февральскую революцию 1917 года она расценила как буржуазно-демократическую, с иронией констатировав: «Социал-демократия не желает допустить к власти либералов, полагая, что единственный революционный хороший класс - это пролетариат, а все остальные - предатели». В марте 1917 года Засулич вошла в группу правых меньшевиков-оборонцев «Единство», которая выступала за продолжение войны до победного конца и поддержку Временного правительства.

Октябрьскую революцию 1917 года Засулич считала контрреволюционным переворотом, прервавшим нормальное политическое развитие буржуазно-демократической революции, и расценивала созданную большевиками систему советской власти зеркальным отражением царского режима. Она утверждала, что новое властвующее большинство просто «подмяло вымирающее от голода и вырождающееся с заткнутым ртом большинство». В.И. Ленин высоко оценивал её прежние революционные заслуги.

«Тяжело жить, не стоит жить», - жаловалась она, чувствуя неудовлетворённость прожитой жизнью, казнясь совершенными ею ошибками. Тяжело заболев, до последнего часа писала воспоминания, опубликованные посмертно.

Зимой 1919 года в её комнате случился пожар. Её приютили жившие в том же дворе две сестры, но у неё началось воспаление лёгких, и она скончалась.

Из книги Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей автора Костомаров Николай Иванович

Императрица Анна Ивановна Петр всегда был милостив и родственно любезен с теми из своих кровных, которые, подобно брату его Ивану, сознавали свою малость пред ним, не мешались ни в какие политические дела и даже в делах, касавшихся их домашнего быта, поступали так, как было

Из книги Женщины на российском престоле автора Анисимов Евгений Викторович

Помещица Ивановна И стала Анна Иоанновна жить-поживать в Петербурге.В 1732 году в Тайной канцелярии рассматривали дело солдата Ивана Седова. Он позволил себе оскорбительно прокомментировать рассказ товарища, наблюдавшего возле дворца замечательную сцену. Ее величество

Из книги Александр II. Весна России автора Каррер д’Анкосс Элен

Выстрел Веры Засулич На следующий день после окончания «процесса 193-х» представилась возможность оценить, насколько неудачной оказалась попытка навести страх на участников революционного движения. В этот день, 24 января 1878 г., двадцатисемилетняя девушка, смешавшись с

Из книги Тайны Старого и Нового света.Заговоры.Интриги.Мистификации. автора Черняк Ефим Борисович

Алчная Анна Ивановна Обер-разведчик Наполеона Шульмейстер сумел отличиться во время эрфуртского свидания французского и русского императоров (сентябрь 1808 года), организовав хорошо поставленное наблюдение за его участниками, и особенно, конечно, за царем Александром I.

Из книги Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г. автора Брюханов Владимир Андреевич

3.6. Трепов и Вера Засулич В то время, как Александр II пребывал на Балканах - при штабе героически сражающейся русской армии, в России в спину ему наносился сильнейший политический удар - и мы имеем в виду отнюдь не революционеров.Удар наносился его собственным близким

автора Павловский Глеб Олегович

62. Вера Засулич, Маша Коленкина и героические мужчины - В архиве Веры Засулич я прочел все ее письма, включая последние, где она проклинает друзей по партии, меньшевиков, за бесхарактерность. Это женщина, когда-то преданная Ленину, преданная им в буквальном смысле, и чего

Из книги Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством автора Павловский Глеб Олегович

74. Тайная переписка с народниками. Письмо Маркса Вере Засулич - Помнишь, как в 1973-м ты размышлял на тему «континуума Маркса»? У тебя тогда начинался новый цикл рефлексий о Марксе и России.- Ну как же. Был эпизодик, я о нем узнал в ленинградском Доме Плеханова. Борис

автора

Марфа Ивановна

Из книги Жизнь графа Дмитрия Милютина автора Петелин Виктор Васильевич

Глава 1 ОСВОБОЖДЕНИЕ ВЕРЫ ЗАСУЛИЧ ПРИСЯЖНЫМИ Война как бы осталась позади, еще шли переговоры с турками, султан писал письма Александру Второму, Тотлебен настаивал на очищении от турецких войск болгарских городов Варны и Шумлы, но в России уже происходили еще более

Из книги От неолита до Главлита автора Блюм Арлен Викторович

В. И. Засулич Слова не убить (…) Неустанной борьбой русские люди докажут - самим себе докажут, а это очень важно, - что, кроме деспотов и рабов, в России есть граждане, много граждан, дорожащих достоинством и честью своей страны, её свободой - больше, чем своим личным

Из книги Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916 автора Иконников-Галицкий Анджей А.

Долгое эхо выстрела Веры Засулич Покушение Веры Засулич на петербургского градоначальника Трепова в 1878 году – один из самых знаменитых террористических актов в истории России. От других политических покушений его отличает удивительная простота и ясность сюжета.

Из книги Российская история в лицах автора Фортунатов Владимир Валентинович

5.7.3. Засулич стреляла зря? В современной России у терроризма тяжелый шлейф: Буденновск, Москва, Беслан. Но было бы антиисторично ставить на одну доску террористов второй половины XIX в. и террористов конца XX – начала XXI в. Разные времена – разные терроризмы и террористы. На

Из книги История России. Смутное время автора Морозова Людмила Евгеньевна

Марфа Ивановна Марфа Ивановна (Ксения Ивановна Шестова) (? - 1631) - жена Ф. Н. Романова (Филарета) и мать царя Михаила Федоровича. Происходила из старомосковского боярского рода Морозовых-Салтыковых. Отец ее рано умер и оставил ей и старшей дочери хорошее приданое. В 1590 г.

Из книги Учитель автора Давыдов Алил Нуратинович

Алла Ивановна Гаджиева Говоря о жизни и многогранной деятельности Булача Имадутдиновича, нужно отметить, что было бы невозможно сделать так много в жизни без крепкого «тыла», без большой и повседневной помощи во всех делах любимой супруги Аллы Ивановны.С 1953 года, когда

Из книги Полное собрание сочинений. Том 24. Сентябрь 1913 - март 1914 автора Ленин Владимир Ильич

Как В. Засулич убивает ликвидаторство В № 8 «Живой Жизни»{15}, от 19 июля 1913 г., помещена замечательная статья В. Засулич в защиту ликвидаторства («По поводу одного вопроса»). Мы обращаем усиленное внимание всех, интересующихся вопросами рабочего движения и демократии, на

Из книги Сравнительное богословие. Книга 3 автора Коллектив авторов